Людмила Викторовна Васильева, журналист

Годы работы в ГТРК:

1966-1969-помощник режиссёра ТВ;

1973-1982- корреспондент редакции информации радио;

1998-2004 - киноредактор ТВ

На телевидение, а  точнее в Приморский комитет по радиовещанию и телевидению, тогда он так назывался, я пришла в 1966 году. Мне было 17 лет.  Телевидение тогда было - святая святых, не во всех домах еще стояли телевизоры, московского вещания не было. Дикторы местного ТВ: Женя Симановская, Эльвира Куценко, Зара Улановская, Неля Маркидонова были звездами, их с восторгом узнавали на улицах. Из  уст в уста передавали их привычки, ну например, Женя Симановская курила «Беломорканал», при этом выглядела изящнейшим созданием.   Меня на телевидении поражало все. Люди казались красивыми и значительными. Студия, из которой шли постановочные передачи, была невероятных размеров. Операторы виртуозно тягали по полу тяжеленные камеры, умея с точностью до сантиметра остановить эту громадину в нужном месте. Старший оператор Володя Сиротюк, Коля Бондаренко, Эдик Уразбаев, Володя Журавлев - настоящие мастера.

Вскоре на студию пришли работать Роза Салюк и Борис Кучумов - семейная пара. Борис сразу стал  режиссером, Роза, как и я,- помощником режиссера. Знакомство с Розочкой стало для меня, можно сказать, судьбоносным. Началось с пустяка. Она была постарше лет на 7 - 8, и у меня язык не поворачивался сказать ей ТЫ. Роза заявила категорически: Если ты мне будешь «выкать», я тебя буду называть Людмила Викторовна. С ее появлением в мою жизнь влилась атмосфера этих самых знаменитых шестидесятников. Да, они были не только в Москве и Питере, по всей стране ощущался дух свободы.   Много раз я бывала у них дома, это были счастливые праздники: приморский поэт Борис Лапузин взахлеб читал стихи, Стас Якубовский, он тогда работал на т-в, блистательно танцевал. Спорили о пьесах Радзинского, обсуждали новые киношедевры, которые тогда выходили как с конвейера. Водку тогда пили редко, в Союзе было много вин из братских государств, хороших и дешевых.

Мы с Розой работали в детской редакции у режиссера Сергея Дмитриевича Левина. Большие группы ребятишек собирали и держали в подчинении в течение тракта (это репетиция с аппаратурой) и самой записи. Не помню уж названия тех передач. Левин ставил мне Розу в пример, говорил: «Ты посмотри, как у нее глаза горят...» Роза и вправду была молодцом. Ее все любили. Думаю, срабатывал принцип: «как аукнется, так и откликнется». Роза очень любила людей. У нее на самом деле  было 100 друзей, а может и больше. По себе я понимаю, почему к ней так тянулись люди. Она легко проникалась твоей проблемой, могла слушать душевные излияния часами. Если могла помочь, - делала это не раздумывая. Через короткое время её назначили ассистентом режиссера, и она уже с пульта подавала нам команды. Потом она стала режиссером, с Галиной Яковлевной Островской и Галей Самигулиной делала большие постановочные передачи с конкурсами, розыгрышами. И передачи эти пользовались не меньшим успехом, чем московские такого рода программы, типа «Алло, мы ищем таланты». Заканчивала работу на ПТР Роза уже главным режиссером, при этом самозабвенно занимаясь творчеством.

Муж Розы Борис Валентинович Кучумов сразу показал себя ищущим режиссером. Его телевизионные спектакли поражали не только содержанием, но и формой, что было очень сложно делать при той громоздкой и примитивной технике. Он часто ходил в черном свитере и был похож на Смоктуновского в роли Гамлета. Борис вёл секцию пантомимы, и его небольшой коллектив с успехом выступал перед зрителями. Я около года позанималась в его секции, до выступлений не дошло, но свободу  в теле, танце получила. Борис Валентинович был артистической натурой, иногда свой талант мог проявить неожиданно. Как-то я очень поздно возвращалась от подруги. Надо сказать, что в конце 60-х на улицах было спокойно. И вдруг вижу боковым зрением: на меня летит настоящий бандит, руки мелькают, рожа зверская. Что такое остолбенеть я знаю по тому случаю. Сдвинуться с места не могла, басом сказала МАМА. Когда он подскочил и начал трясти меня за плечи, я узнала Кучумова, - слезы хлынули рекой. Он пытался привести меня в чувство, предлагал проводить до дому, но я рыдала и говорила нет. На следующий день телевидение хохотало.

Борис Валентинович долгие годы работал главным режиссером ПТР. Сместили его не очень красиво, не буду об этом. Говорят, рак - это болезнь от обиды и удручения, которые не дают покоя. Вскоре он заболел и умер.

Еще об одном человеке хочу рассказать,- он в те годы сильно на меня повлиял. Анатолий Ефремов был одним из первых выпускников режиссерского отделения Дальневосточного института искусств. Поступил на телевидение ассистентом режиссера. Ему сразу доверили ставить телевизионные спектакли. Он тоже был из шестидесятников и по возрасту, и по состоянию души. «Ни кола, ни двора» не было у него, жил у друга в общежитии, из имущества - только гора книг. Когда я у него спросила, неужели он все это прочитал, он рассмеялся и сказал, что прочитал гораздо больше. От него я узнала, что существуют Саша Черный, Илья Зверев, Юрий Казаков, Семен Кирсанов... Совершенно блистательно он читал стихи, особенно сатирические. Толя был одним из самых остроумных людей, которых я помню. К тому же иногда хулиганистый. Если мы шли компанией где-нибудь по Ленинской (тогда еще), он и пара друзей вдруг начинали синхронно подпрыгивать, что изумляло людей вокруг, а мы неудержимо хохотали. Встречи с такими людьми наполняют жизнь восторгом и радостью, и я обожаю память о тех днях.

Было у нас на студии три «Б», так их называли. Это Борис Шварц, Борис Максименко и Борис Лившиц. Уже известные журналисты, Максименко был собкором Центрального телевидения, Шварц старшим редактором информации. Молва им приписывала шлейф различных приключений и историй. Помню только, что Лившиц обожал «заседать» в открытом ресторанчике у вокзала на 19 километре, сейчас Санаторная. Там была его «резиденция». А Боря Шварц принялся готовить к поступлению в ВУЗ очаровательную помрежку Танечку Томбовцеву. А когда он увидел двух ее сестер, столь же прелестных, он в притворном ужасе восклицал: «Ребята, что делать?! Их много и одна лучше другой...»  Помню, как любил захаживать в нашу помрежскую комнату очень колоритный, рыжий, со шрамом во всю щеку спортивный комментатор Сергей Клигер. Этот человек поражал своим умением часами травить анекдоты и делал это артистично. Потом он женился на одной из помощниц.  Эти и другие воспоминания о давно минувших днях часто всплывают в памяти, вызывая  улыбку. Быть может, кому-то не понравятся эти давние слухи, но они придавали действующим лицам легендарный оттенок и, скорее, украшали их.

В 1969 году я ушла с телевидения, так как перевелась с заочного на очное отделение журналистики ДВГУ. Вернулась я в телерадиокомитет после окончания учебы в 1973 году. Взяли сразу, потому что я на последних курсах проходила практику на радио. Практиковалась в редакции «Тихого океана»- программы для моряков, тогда еще не объединенной с рыбаками. Работали там две шикарные женщины - Нина Петровна Василевская и Ольга Болсуновская. У Нины Петровны иногда собирались дома, она пела под гитару, сияла голубыми глазами: все мужики были ее. Именно в таком качестве ее восхищенно описал Виктор Конецкий в своих морских рассказах.

Принимал меня зам. генерального по радио Сергей Петрович Муромцев, его ласково называли Мурочка. Руководитель он был мягкий, что называется, не мешал людям работать. Не помню в связи с ним ни одного конфликта, благодарна ему за доброжелательность.   В редакции информации, куда меня направили, сразу познакомилась со старшим редактором Владимиром Ивановичем Емельяновым. Близкие и друзья называли его Виницием, но представился он именно Владимиром, и так его все звали в редакции. Это был «пехотинец» журналистики. Изо дня в день, из года в год он лепил и лепил информационный выпуски, порой чуть не из воздуха, заполняя эти 10-минутки: Интернета не было, в телетайпной ленте о Приморье - «кот наплакал»,- что пришлют собственные корреспонденты по краю, и что сам напишет. Надежный, добрый, очень деликатный  он был как бы стержнем редакции, Всегда на месте, всегда в работе, всегда готов выслушать, чаем напоить. Легко сходился с людьми. Мы все его любили и понимали, что редакция для него - это вся его жизнь. Он так и умер на рабочем месте,- сердце подвело... 

Был еще у нас живописный журналист, уже на излете своем. К сожалению, не помню его имени отчества. По фамилии Абрамов.   Он редко выходил из-за своего стола, под рукой был телефон и этого ему хватало. Начинал он день со стакана водки. Мне строго говорил:  «Закрой глаза!» Выпивал, закусывал кусочком хлебушка и начинал названивать по городам и весям, фабрикам, заводам, железными дорогам... Короче,- к обеду набирал свой блок информации…

В 1974 году надумали делать новую информационно-музыкальную программу «В час обеденного перерыва». Информация, репортажи с мест перемежались музыкой, песнями, обзором почты. Создавала ее Валентина Байкалова, опытная журналистка с завораживающим голосом, что для радио очень много значит. Она делала замечательные обзоры почты и проникновенно зачитывала их в эфире, поздравляла с датами, рассказывала о людях. Письма пошли, что называется, мешками. Программу сразу приняли и полюбили.   Когда Валя уехала на Сахалин, программа досталась мне со всеми для меня минусами и плюсами. Минусы - это отсутствие такого опыта и такого голоса, плюс один - я эту программу полюбила. И как бы меня ни ругали на летучках, как бы я ни рыдала в кабинете, я не могла от нее отказаться. Навсегда благодарна Сереже Литусу, моему однокурснику, он работал  на телевидении. Однажды перед 8 марта он позвонил и сказал, что программа ему нравится. Знаете, лучшего подарка к празднику я не получала в жизни! Для меня это переломило ситуацию, я стала работать спокойнее.

Программа была 45-минутная и поначалу делалась только редактором. Стол мой был завален пленками с репортажами, с песнями и музыкой... Наконец, начальство решило, что на программу надо дать звукорежиссера. Им стал Толя Кравченко. Ой, сколько мне это стоило нервов! Толя иногда приходил, что называется, не в «адеквате». Чаще всего профессиональные навыки позволяли ему «лепить» программы в любом состоянии. Но пару раз дело чуть не дошло до срыва эфира. Спасали наши замечательные звукооператоры - Таня Романова, Таня Данилова. Они садились за пульт, и мы порой кусками, бегом несли передачу в студию вещания. К Толе Кравченко, несмотря на треволнения, я отношусь  с нежностью, как и к другим моим коллегам. Он был свойским парнем, у него было много друзей из столичных музыкантов. И мы в «Часе обеденного» выдавали новинки, которые еще нигде не звучали. Помню «Желтоглазая ночь» у нас прошла, и люди засыпали письмами - откуда такая яркая песня. Толя был добрым и участливым человеком. Его хорошая знакомая работала неподалеку от комитета стоматологом, и при содействии Толи многие радийцы у нее лечили и удаляли зубы.

Надо сказать, что в те времена в телерадиокомитете царил дух журналистского равенства. Субординация существовала, конечно, но не давила. Возможно, это шло от главной фигуры -  председателя комитета Семена Владимировича Юрченко. Атмосфера была легкая, страха не было. Помню пустячный эпизод, который это подтверждает. Возвращается от Юрченко наш тогда главный редактор Георгий Исаевич Громов. Смеется, говорит: «Семен на тебя мне пожаловался, говорит: прибежала Васильева, кричит на меня...». Я уж не помню, чего я там кричала, но помню, что отпора не получила, напротив, помогли.

На юбилей Семена Владимировича съехались руководители телерадиокомитетов со всего Советского Союза, надели на него узбекский халат, таджикскую тюбетейку, чествовали так, что мы еще раз осознали, какого масштаба личность нами руководит.   Когда хоронили Юрченко, было чувство, что уходит целая светлая эпоха в нашей стране.

Да, были чуткие продвинутые люди, которые ощущали конец оттепели  уже во второй половине 60-х, особенно после нашего ввода войск в Чехословакию. Но мы по инерции продолжали радостно воспринимать жизнь. Может быть, это была молодость, полнота сил, какая-то беззаботность. Да, мы понимали правила игры, да, это была двойная мораль. Помню, как на любое, уже не очень внятное высказывание Брежнева надо было давать отклики в программах. И давали. Я задействовала всех знакомых нашей семьи. Выводила на балкон человека,- якобы случайного прохожего,- и мне говорили, что и как надо,- спасибо им за хорошее ко мне отношение. Так было по всей стране: народ смеялся, режим дряхлел и ничего не мог предложить. Но тогда была надежда, общество ощущало в себе силы на перемены...

За время моей работы в редакции информации радио сменилось три главных редактора. Георгий Исаевич Громов пришел к нам после телевидения. Человек он был дипломатичный, не любил конфликтов, правил, что называется, мягкой рукой. Он любил общение, был интересный собеседник, читал много и щедро предлагал книги, которые по тем временам нелегко было найти. Так с его подачи я прочитала «Люди, годы, жизнь» Ильи Эренбурга, и книга эта сильно на меня повлияла. Опытный журналист, он проработал в комитете много лет, можно сказать, стал его легендой. Уже болея, он продолжал делать передачи о ветеранах Великой Отечественной войны. Сам он тоже считался фронтовиком, хотя до фронта ему добраться не довелось,- их состав разбомбили, он получил ранение в голову и инвалидность на всю жизнь. Он даже показывал нам вшитую в голову стальную пластину.

Настоящим другом стал нам пришедший на смену Громову Виталий Иовович Солдатов. До этого он работал в АПН, потом на телевидении. Перевели его на радио по странной по сегодняшним меркам причине - он не желал сбривать свою бороду. А на экран с бородой было нельзя,- что за вольности такие... Как руководитель радиоредакции он тоже не имел права на ношение бороды, на что ему не раз намекали, но тут нашла коса на камень.   Солдатов был умницей, мышление его было другого рода. Когда из сегодняшних времен смотришь на то, что мы тогда принимали за откровения, за невероятные истины, понимаешь, насколько наше сознание было советским - не в смысле веры, а в смысле восприятия жизни. Не было свободы в мыслях, вот почему меня тогда поразил Эренбург. А у нашего замечательного Солдатова эта свобода была, хотя он старался держать ее при себе. Больше знал человек, больше понимал. В его печальных глазах,- прекрасных, надо сказать, в которых светилась душа, извините за сентиментальность,- так вот, в них частенько сквозила горькая ирония. Песня у него была любимая, окуджавская: Отшумели песни нашего полка, отзвенели звонкие копыта, пулею пробито днище котелка, маркитантка юная убита...» 

Не знаю, как в других редакциях, а в редакции информации праздники были частенько: все дни рождения, календарные даты, а порой и просто с устатку. Это не были пьянки, это было для всех интересное общение. К нам приходили из других редакций, из «Тихого океана» заглядывали ребята, особенно их главный Вадим Анатольевич Тураев,- интереснейший человек, истинный интеллигент и мудрец,- они дружили с Солдатовым. Приходили «гранды» комитета - московские собкоры Олег Паденко, Леонид Савицкий, Лева Борисенко.  Из»Дальтелефильма» - режиссер Геннадий Дружин, оператор Виктор Жлоба... Из сельхозредакции бывали Неля Чекризова и Рита Скорбач (ныне Слободенюк) - моя подруга на всю жизнь.   Кабинеты нашей редакции находились на втором этаже, двери выходили в прекрасный солнечный холл,- все это было общим уютным пространством, там и секретничали, и кокетничали, и серьезные разговоры разговаривали. А уж на большие праздники врубались редакционные стационарные магнитофоны, и под «Бонни М» плясал весь коллектив во главе с председателем комитета В.А. Ткачевым. Надо сказать, что Ткачев сквозь пальцы смотрел на наши посиделки. Жесткий руководитель, которого многие, в том числе и я, побаивались, на эти наши отклонения от нормы как-то явно не реагировал. Наверно понимал, что на работу это не влияет, а энтузиазму у нас прибавляется.

Валентин Александрович Ткачев был истинным профессионалом. Журналистскую школу он прошел с корреспондентов всю по ступенькам. Мощный интеллект, знания, воля - все это быстро вознесло его наверх. И он твердо повел корабль нужным курсом. Наказывал, когда что-то выбивалось из русла. Я помню, как он мне устроил разнос за то, что в эфире прозвучала песня «Есть только миг...» Один наш писатель выразил по телефону недовольство не советским смыслом песни, и я получила по полной...

Однажды мы провожали в аэропорт каких-то знатных гостей. Я была в качестве корреспондента. На обратном пути Ткачев неожиданно предложил сесть в его машину. И устроил нам с шофером незабываемую экскурсию. Вот еще одна грань его незаурядной натуры. Он очень хорошо знал историю нашего города, всю дорогу он приводил интереснейшие факты, сравнивал вчера и сегодня,- это было яркое эссе. Меня поразило чувство, с которым он говорил. На время слетела его непроницаемая оболочка, это был человек, любящий все эти местечки, что мы проезжали, людей, которые всплывали в его памяти...

При Ткачеве комитет продолжал развиваться. Это были благословенные для местных СМИ времена. Появлялись новые программы, разрастались редакции. Мы ощущали себя большим нужным дружным коллективом.

В середине 70-х в редакцию пришла работать Галина Братко. Это был человек-праздник. Легко знакомилась с людьми, обрастала друзьями, делала яркие материалы. Рядом с ней жизнь кипела. 77 - 78 годы во Владивостоке выдались засушливыми. Стали срочно вести водовод из Артемовского водохранилища. Гале поручили освещать строительство. И она превратила его по значимости в стройку века. Каждое утро выходили 15-минутные репортажи с места события, проблемы, нужды, озвученные в эфире, быстро разрешались. После благополучного завершения стройки руководство города предлагало Галине всякие блага, она скромно попросила поставить ей домашний телефон. Сотовых тогда и в помине не было, да и стационарные были в дефиците.   Однажды Галя достала полузапрещенные тогда записи Михаила Жванецкого. Мы поехали на нашу дачу и хохотали там так, что явился удивленный сторож.

Еще одно чудесное воспоминание, связанное с дачами. Все дни рождения мы отмечали редакцией. День рождения Светланы Оноприенко решили провести на ее даче, там же, на Спутнике. Это был февраль, падал крупный снег. Нас очень радушно принимал муж Светы Юра Оноприенко - замечательный ироничный умный молодой ученый ДВО РАН. Мы любовались снежной сказкой, говорили и радовались жизни. Бывают такие моменты, когда ощущаешь, - вот оно счастье... Вот мы потом так вспоминали этот день.

Светлана Оноприенко пришла в редакцию во второй половине 70-х, примерно в это же время появилась и Наташа Соловьева (ныне Хисамутдинова). Через несколько лет они первыми начали вести прямые утренние эфиры Это уже было при главном редакторе Александре Копейка. Саша активно ратовал за все новое, информация стала отказываться от записанных на пленку программ. Девчата приняли это новшество на себя, и, надо сказать, хорошие были эфиры.

Я в это время уже ушла из комитета, сначала в ДВВИМУ,  потом заведовала рекламой в кинопрокате. Вернулась уже на телевидение в 1998 году киноредактором. Я всю жизнь любила кино и эту работу ценила особо. Это же счастье: смотреть по 5- 10 фильмов в день, выбирать и ставить лучшие с твоей точки зрения в эфир. Работала обособленно. И с печалью наблюдала, как сворачивалось и радио, и телевидение. Москва начала урезать местные комитеты  в деньгах и во времени эфира. Местное руководство этому не препятствовало. Пошли волны сокращений. Сколько было трагических историй, люди уходили, умирали... В третью волну сокращений попала и я - не осталось эфирного времени для кино. На этом и закончился мой «роман с телерадио». Ушла с болью в сердце, как и многие другие. Но навсегда осталась благодарна той своей работе, замечательным талантливым умным добрым людям, которые меня окружали, и той атмосфере свободы, равенства и братства, которую более нигде не встречала.