Алексей Квач:
К радио относились почтительно
О радио я прочитал впервые в 1925 году, когда учился в четвертом классе. Слово было мне незнакомым, чудным, и кого я ни пытался спросить о нем, никто ничего объяснить мне не мог, даже мои школьные учителя. Кое-какие сведения я вскоре нашел в местной избе-читальне в «Журнале крестьянской молодежи». Там же, в избе-читальне Камень-Рыболова, я увидел в 1926 году настоящий радиоприемник. Это был массивный дубовый ящик с наклонной передней стенкой, сверху стояли четыре лампы, а рядом – батареи и громкоговоритель с раструбом. Как я потом узнал, большая партия таких приемников фирмы «Маркони» была закуплена в Англии, один из них и передали в Камень-Рыболов. Его установили в избе-читальне, укрепив на крыше дома две жерди с блестящей медной проволокой –антенной, рядом закопали цинковый лист – заземление, и в один прекрасный день первые радиослушатели, главным образом, мальчишки, затаив дыхание, слушали трески, шорохи, завывания, доносившиеся из приемника. Сквозь них временами более или менее отчетливо звучала какая-то музыка. В следующий вечер нам удалось поймать другую волну, где музыка слышалась лучше и даже можно было разобрать отдельные слова. Но вскоре батареи иссякли, и радио замолчало.
Оживил радиоприемник новый начальник почтово-телеграфной конторы и заядлый радиолюбитель Троицкий. У него дома я с большим интересом рассматривал приемники, катушки, лампы, громкоговорители, прочитал все выпуски журнала «Радио – всем» и вскоре начал активно помогать ему: перемыл и перечистил батареи - они были наливными угольно-цинковыми, научился самостоятельно настраивать приемник. С тех пор я и занялся радиолюбительством, не забывая о нем и во время учебы в Уссурийском сельскохозяйственном техникуме, и после его окончания.
В 1934 году для всех радиолюбителей наступили тяжелые времена: из-за сложной международной обстановки и усиления вражеской пропаганды радиолюбительство в Приморье было запрещено, а радиоприемники пришлось сдать органам связи. Единственной возможностью слушать радио были местные радиоузлы в районных центрах, но они находились в самом зачаточном состоянии и работали плохо.
В 1935 году, будучи инструктором райземотдела Октябрьского райисполкома, я начал вникать в работу местного радиоузла. Там царил полный развал: постоянного штата не было, так как содержать его было не на что из-за мизерного дохода, а маленькие доходы были следствием плохой работы. Вскоре нам удалось наладить сносную работу радиоузла, работать без простоев, и к концу года число заявок на установку новых радиоточек резко возросло, что увеличило доходы, а значит, и средства на зарплату.
В 1936 году я перешел на постоянную работу на радиоузел. Мы чувствовали, как возрастало значение радио. Началась политическая кампания по принятию советской конституции, и райком партии прекрасно понимал, какое значение имеет радио как средство массовой информации. Мы получали безвозмездно провода, изоляторы, источники питания, репродукторы, радиооборудование, но в вопросах финансирования мы были на твердом хозрасчете: зарплату могли получать только из собственных доходов, которые зависели от нашей расторопности. Для пополнения кассы радиоузла мы занимались ремонтом и зарядкой аккумуляторов для автотранспорта, подачей электроэнергии в клуб, в редакцию газеты.
С 1936 года из Москвы начали транслироваться крупные политические передачи – доклад Сталина о проекте новой Конституции, праздничные доклады, материалы по первым выборам в Верховный Совет СССР. Передачи из столицы проходили зачастую с большими помехами, иногда из-за плохого прохождения снимались вовсе. Как правило, каждый день из Москвы передавались последние известия: в 7.00 и 14.00 по 20 минут. Ввиду малой мощности радиостанции Владивостока нам не возбранялось принимать передачи из Хабаровска, и слышимость их была иногда даже лучше. Даже после того, как в Лесозаводске был построен усилитель в 500 ватт вместо маломощного 30-ваттного, качество приема передач из Владивостока оставалось низким, особенно в грозовые периоды, пока в конце 1939 года не вступила в строй мощная радиостанция РВ-162.
Мои односельчане относились к радио весьма почтительно. Не могу вспоминать без улыбки двух стариков, у которых я жил на квартире и, естественно, установил радиоточку. Мои хозяева восприняли радио с большим интересом. К 18 часам, времени начала передач, старик старался закончить все свои дела и приступал к слушанию радио, предварительно умывшись, надев чистую рубашку и расчесав бороду. Это превратилось в некий ритуал. Если не было неотложных дел, он скрупулезно прослушивал весь цикл радиопередач – от последних известий до концерта легкой музыки, который обычно начинался в 22 часа. Вскоре он уже хорошо знал многие оперные партии, любил слушать выступления Краснознаменного ансамбля. Старушка же предпочитала пение Барсовой, Неждановой, Обуховой. Глубокое восприятие классической музыки простыми людьми поразило меня и заставило самого более вдумчиво прислушиваться к классическим произведениям.