Биография:

 Вместо биографии

1985 год. Наша творческая бригада молодёжной редакции работала в Находке над программой «Идолы и идеалы». Находкинский городской комитет комсомола подготовил списки лучших из лучших, кто не запятнал честь советской страны в загранрейсах. Кандидатуры прошли согласование в парткомах. Записываем интервью с молодыми ребятами о высоких гражданских чувствах: патриотизме, гордости за красный флаг Советского Союза, за серпастую книжицу – паспорт гражданина страны Советов. Разговор какой-то вялый, схематичный, казённый. Когда выключается камера, ребята, почувствовав доверие, говорят о другом: о сытой, благополучной жизни на Западе, о высоких заработках иностранных моряков, о правах человека. И спохватившись, на прощание: «Ну, это не для печати…»

Да, в заготовленную схему программы это не укладывается. Как не укладываются в сознании высокие слова с высоких трибун о темпах роста советской экономики, национального дохода, неуклонном повышении благосостояния народа. В реальной жизни: тотальный дефицит – от колбасы до туалетной бумаги, очереди, социальные проблемы: наркомания, проституция, спекуляция, уходящая корнями в теневой бизнес.

В Находке как раз был выявлен такой «воротила» подпольного бизнеса, наводнивший городскую барахолку самопальными джинсами. Отличить их от американских трудно даже специалистам – качество пошива исключительное, ткань и фурнитура импортные. На предпринимателя завели уголовное дело, ему грозит минимум пять лет тюрьмы с конфискацией имущества. Явно наш герой – «идол». Из этой же категории – Ольга С., известная среди своих товарок со сниженной социальной ответственностью. Как Селёдка – худющая: кожа да кости. Интервью записываем в СИЗО, куда она попала после рейда милиции по притонам. Рассказывает историю про тяжёлое детство, отца-пьяницу и мать-уборщицу, которая вытаскивает семью с тремя детьми на свою зарплату, с двумя подработками в кафе посудомойкой. Нам с Розой Салюк, режиссёром и соавтором программы, её очень жаль. Вывод на поверхности: панель – следствие неблагополучной семейной обстановки. Однако примеры, которые приводил Суханов, ставили в тупик: в этом бизнесе промышляли и благополучные, и их было немало. Правда Ольги лишь в том, что мать изо всех сил обеспечивала своих троих девчонок, – ни побоев в юности, ни драк в семье, ни отца-дебошира. «Откуда её только не снимали, – вводит нас в курс дела Михаил Суханов, – вот посмотрите “послужной” список задержаний».

Познакомились мы с ним накануне. В УВД в Находке был создан особый отдел по борьбе с проституцией. Михаил Захарович показал японскую газету со своей фотографией. В заметке – полная биография вновь назначенного начальника и рассказ про отдел, который, если разобраться, стал своего рода полицией нравов. (Спустя 11 лет, оказавшись в Находке по делам, попыталась найти его. Оказалось, не так просто: из органов внутренних дел он уволился – говорят: устал, измытарился, ещё намекнули, что был неудобен своей несговорчивостью и прямолинейностью.)

На телевидении и в газетах цензурой запрещалось даже упоминание слова «проституция». Слово есть, а явления такого в СССР нет. Потому что чуждое советскому образу жизни. И вот впервые молодёжной редакции было дозволено затронуть запрещённую тему. Два года до перестройки. И четыре – до выхода кинокартины «Интердевочка».

За неделю подготовки программы мы с Розой Илларионовной окунулись в «романтический» мир «ночных бабочек»: блатхаты, бандерши-содержательницы домов свиданий, сутенёры, водители-извозчики, занимающиеся «доставкой» клиентуры. Мы были потрясены отлаженной системой. Но и думать не могли заговорить об этом с телевизионного экрана. Разрешено лишь интервью с представительницей древнейшей профессии – и то как частный случай, без обобщений. Немало сложностей пришлось преодолеть (спасибо Михаилу Суханову), прежде чем записали интервью с Ольгой-Селёдкой. Тогда мы и предположить не могли, что главные наши трудности – впереди.

Параллельно в Находке работала вторая творческая группа молодёжной редакции – Ирина Мороз (редактор) с Ольгой Кравцовой (режиссёр, соавтор программы «Время действовать»). На эмоциональном подъёме они записывали передачу про МЖК – комсомольцев, строящих молодёжный жилищный комплекс. Восхищались, как в свободное от основной работы время ребята трудятся на стройке дома, где получат квартиры, как организован неформальный детский сад, в котором присмотрят за детьми, если оба родителя – на объекте, как дружно, по-семейному решают все проблемы. Когда на телевидении делились впечатлениями (мы с Розой – о бандершах и проститутках, Ирина с Ольгой – о вдохновляющих делах комсомольцев), коллеги удивлялись: вы будто с разных планет вернулись! А была самая обыденная жизнь, в которой всегда есть место и человеческому духу, и падению на самое дно. Но о втором тогда – не моги. До выхода песни со словами «туда – нельзя, сюда – нельзя» композитора Валерия Шаповалова оставалось четыре года.

(В 1989 году песня «Стой, кто идёт?!» несколько месяцев занимала первое место по популярности в московских хит-парадах.

Туда – нельзя, сюда – нельзя. Стой, кто идёт?!

Стой, кто идёт!? Предъявите паспорт.
Остановись, живое существо,
В этих местах ты бродишь напрасно.
Здесь таким существам ходить запрещено!
Стой, кто летит!? Предъявите пропуск.
Нужно всякой птице документ иметь
Потому, что птице нельзя за границу
Просто так, без визы, самой перелететь.
Припев:
А-я-яй туда нельзя!
А-я-яй сюда нельзя!
А-я-яй туда нельзя!
А-я-яй!
Стой, кто ползёт!? Запретная зона.
Здесь не разрешается черту переползать.
Ползать здесь нехорошо и даже незаконно.
Я приказываю вам отсюда отползать.
Стой, кто плывёт!? Не притворяйтесь рыбой.
Здесь даже рыбе плыть запрещено.
Здесь запретная вода, для вас она закрыта
И движенье всякое в ней прекращено.
Стой, кто живёт!? Здесь жить запрещено.
Это вас касается и это не смешно.
В этом месте нужно приказы выполнять,
И не надо мне в лицо тяжело дышать.
Туда нельзя!
Сюда нельзя!
Никуда нельзя

Валерий Шаповалов ушёл из жизни в августе 2021 года, умер от коронавирусной инфекции. Когда узнала, послушала заново – а ведь это про нас, про сегодня! Такие вот перекидки.

Однако вернёмся в 1985 год. Монтаж интервью с Ольгой-Селёдкой продвигался с огромным трудом. Сначала всю расшифровку затребовали сотрудники комитета госбезопасности. Не знаю, какие государственные тайны просвечивали сквозь откровения девицы о себе, только из получасового разговора было вырезано 80 процентов текста. Готовую программу сначала отсмотрел худсовет студии телевидения. Затем по требованию крайкома был назначен закрытый просмотр для партийных чиновников. Авторов не пригласили. Нам и слова не дали, лишь потом поставили в известность: в эфир программа не выйдет как идейно невыдержанная.

С месяц мы с Розой ходили по кабинетам разных инстанций, объяснялись, пытаясь доказать, что на экране должна быть реальная жизнь, со всеми её проблемами, а не лакированная, приукрашенная действительность. Всё бесполезно, как если бы пришлось кричать в звукоизолированном помещении.

Розе Салюк было проще, она беспартийная, с неё и взятки гладки. Я же была членом КПСС. В лучшем случае грозил выговор по партийной линии, в худшем – увольнение. На наше счастье, в Кишинёве в это время проходил Всесоюзный фестиваль молодёжных программ. Наша программа «Идолы и идеалы» была заявлена. Понятное дело, дорога на фестиваль нам была заказана. Полетела на конкурс Галина Самигулина, главный редактор художественного вещания, в структуру которого входила молодёжка. Наша подруга, товарищ, единомышленник, человек удивительной кристальной честности, наше доброе верное сердце. Она взяла с собой запись программы и смогла добиться включения её во внеконкурсный показ. Фестиваль проходил под девизом «Наш современник – молодой строитель коммунизма».

Программа удостоилась высоких журналистских оценок, специального приза, фрагмент её показали в популярной программе молодёжной редакции Центрального телевидения «Мир и молодёжь». И уже потом как призёра Всесоюзного фестиваля «Идолы и идеалы» показали на Приморском телевидении.

Периодически у нас возникали трудности и с другой передачей. В программе «Лаборатория» принимали участие молодые учёные ДВНЦ. Как только выбиралась острая тема, из крайкома партии сразу следовал окрик: что за крамола у вас в «Лаборатории»?!

Крамолу находили во всём. Тематические планы молодёжной редакции в приморском комитете комсомола рассматривали с особым пристрастием: что опять задумали?

Формализм, казёнщина, бюрократизм, которые процветали в комсомоле, неминуемо должны были привести к тектоническим социальным сдвигам в молодёжной среде. В Дальневосточном научном центре, славившемся не только яркими научными открытиями, но и свободолюбивыми, творческими учёными, возник молодёжный театр «Балаган». После прогремевшей на весь город постановки «Маркиз де Сад» театр запретили, многим закрыли визы на загранрейсы. Состоялся закрытый показ. Татьяна Батова, тогда художественный руководитель объединения молодёжных клубов, вспоминала: «После спектакля на сцену вышла инструктор крайкома партии по культуре. В руках – журнал “Театр”, наверное, для весомости. Речь лилась грозная: мы не можем позволить, чтобы в городе происходили такие события!.. Мы должны пресечь!.. “Балаган” – одно название говорит само за себя!..

Это походило на спектакль в спектакле».

Название программы инструктор отдела культуры крайкома партии произносила на свой лад: лаболатория…

Наступил 1986 год. На Центральном телевидении с успехом развивался новый формат молодёжных программ «12 этаж». Кира Прошутинская, одна из авторов, как-то сказала в интервью, что на 12 этаже телецентра была расположена Главная редакция программ для молодёжи ЦТ СССР, отсюда и название. Программа была дискуссионной: для записи несколько телевизионных камер устанавливались на лестнице, где собирались представители «неформальной молодёжи». Шустрые, шумные, задиристые, «неформалы» готовы были отвечать на любые вопросы. Позже во «взрослой» прессе, в частности, в газете «Правда» появилась заметка, что «12 этаж» даёт возможность высказаться и тем «молодым людям, кто подвержен разного рода модным поветриям, в частности, в сфере музыки, кому ещё предстоит сделать сознательный выбор в жизни».

Во Владивостоке молодёжная жизнь бурлила: возникали дискотеки, любительские творческие объединения, которые в противовес официальным стали именоваться неформальными. И в молодёжке возникла идея провести во Дворце моряков запись большой программы-диспута с приглашением артистов-неформалов и комсомольских вожаков. По сути, планировали дискуссию, предложив желающим выходить к микрофону. Запланировали цикл передач «Откровенный разговор» с разной тематикой.

Для записи первой программы выбрали большой зал, предполагая, что интерес к программе будет высокий. Но всё пошло не так.

Для начала комсомольские и партийные органы потребовали все тексты песен, стихов, выступлений. Обстановка накалялась. А за день до записи нам сообщили, что программа снимается с производства, телевизионную технику запрещено использовать. В крайком комсомола от первого секретаря Ленинского райкома комсомола поступила докладная записка, что предстоящая телевизионная запись – провокация, дискредитация и очернительство комсомола.

Весть о том, что записи программы не будет, разлетелась по городу молниеносно. Это ещё больше подогрело интерес к предстоящему мероприятию. Владивостокские музыканты, певцы вместе со своими друзьями, зрителями, сочувствующими приехали на Эгершельд во Дворец моряков. Вокруг здания – оцепление милиции. Вход перекрыт, внутрь никого не пропускают. Народу собралось так много, пожалуй, тысячи три, что вход взяли штурмом – все устремились в зал. Сотрудники Дворца моряков, по распоряжению людей со специальными удостоверениями, попытались отключить свет, и половина зала утонула в темноте. Но какой-то рубильник всё-таки отключить не удалось, и в полумраке начался концерт артистов-неформалов, который длился часа полтора-два. Вместе с залом слушали ребят и мы – соавторы программы – я и Ольга Владимировна Кравцова, директор студии телевидения Борис Максименко. Потом шли по ночному городу, и Борис Васильевич удивлялся: не понимаю, нет, не понимаю, что здесь крамольного?! Да, выступали самые обыкновенные ребята, их крамольность была лишь в том, что они жаждали самостоятельности, стремились к самовыражению в своём творчестве, хотели говорить то, что чувствовали и думали. Один из «неугодных», Володя Чудновский, молодой учёный, позже – директор института медицинской физики им. У.Х. Копвиллема, вспоминал: «Мы ни с кем не воевали. Нам же инкриминировали чуть не подпольную деятельность. Мы просто хотели глоток свободного творчества».

На нас, авторов программы «Открытый микрофон», легло клеймо антисоветчиков. Отстранение от экрана, угроза увольнения, вызовы в крайком комсомола, на бюро крайкома партии с повесткой о стиле работы молодёжной редакции и её сотрудников – так шёл день за днём. Беспартийная Ольга Кравцова могла лишь сочувствовать мне, когда стала назревать ситуация исключения из партии со всеми вытекающими последствиями – «волчий билет» маячил на горизонте. Борис Максименко, будучи не в силах остановить идеологическую проработку «антисоветчицы», предложил срочно уйти на больничный. По некоторым показаниям я уже точно была пациенткой неврологического и гастроэнтерологического отделений, так что в краевую больницу госпитализировали без протекций. Долечиваться отправили в Горноводное, где поселили – вот ирония! – в палату № 6.

И всё-таки молодёжка своё дело сделала: помогла проявиться неформальному движению в городе. Крайком комсомола вынужден был организовать – теперь уже второй по счёту – рок-фестиваль во Владивостоке.

В это время в центральной прессе вышли материалы Игоря Коца и Александра Теплюка о молодёжной редакции Приморского телевидения, о неформальном движении молодёжи Владивостока, о стиле работы комсомольских органов и их руководителей. Александр Теплюк, собкор газеты «Собеседник» по Приморскому краю, писал:

«Откровенный разговор о наболевшем решили провести работники молодёжной редакции Приморского телевидения. И нарвались на серьёзные неприятности. Запись одной из самых потенциально интересных передач не состоялась. А на журналистов стали навешивать ярлыки. Дескать, подталкивают молодёжь на “подпольную оппозицию и сектантство”, проявляют “политическую близорукость”. Читаешь некоторые документы крайкома комсомола – и оторопь берёт».

Из палаты № 6 вернулась окрепшая – душой и телом, с оптимизмом – продолжать «Открытый микрофон». Поддержка друзей, коллег, семьи, единомышленников – такая сила, вопрос об антисоветски настроенной Мальцевой был снят.

Всё-таки мы записали встречу комсомольских вожаков краевого ранга и молодёжи. Списки приглашённых формировали сами комсомольские лидеры. Программа вышла в эфир. Вот одна из рецензий того времени: «Грустную телепередачу молодёжной редакции увидел в записи. Крайком и горком комсомола устроили субботник. Актив пришёл, а молодёжь – нет. Молодёжь не та? Нет, та. (Стихийно возникшие в городе “Дни неравнодушия” породили целую волну добрых дел.) Юноши и девушки пришли на разговор после официального субботника, привлечённые громкой музыкой. Первый секретарь крайкома комсомола предложил поговорить по душам. Тяжёлая пауза. Молодёжь молчит. (Опять “не та” молодёжь?) Комсомольские лидеры сбились в унылую кучку».

Как жить дальше и чем заниматься, решил мой муж Володя, и в поворотный момент перестройки я оказалась в декретном отпуске, младший сын родился в октябре 1987 года. На семейном совете Володя настоял: положен трёхлетний отпуск по уходу за ребёнком – вот и насладись: и ребёнком, и отпуском. И всё-таки на работу вышла раньше – интересные наступили времена.

Ветры перемен затронули и телевидение – оно стало острее, злободневнее, поднимались темы, по-настоящему волновавшие людей. Молодёжное вещание искало свои формы и вновь стало генератором нестандартных новаторских идей.

В 1989 году самой яркой из передач стал «Молодёжный канал». Сформировались две творческие группы: Ольга Мальцева и Роза Салюк, Ирина Мороз и Ольга Кравцова. Полтора часа в эфире каждую неделю, то есть в производстве – по две программы в месяц. Темп сумасшедший! Молодёжный стрим – как сказали бы сегодня (ничто не ново под луной) с репортажами, музыкой, расследовательской журналистикой. Ведущих – Ирину (она и сейчас красивая, яркая, эффектная), и меня – в городе узнавали: смотрите, смотрите, из «Молодёжного канала»! На предприятиях и в офисах, куда мы отправлялись за интервью, открывались двери: «Молодёжный канал» приехал! Нас смотрели, нам писали, мы ломали головы над занимательностью и оригинальностью. Сюжеты выходили острые, актуальные, динамичные.

Как только возникали сложности – с нами Галя Самигулина, главный редактор художественного вещания. Переговоры, уговоры, утряски – всё ложилось на её плечи. Была рядом, прикрывала – ныряли за её спину всякий раз, когда требовался взвешенный разговор с тем, кого задели, кому на мозоль наступили. Галина Викторовна, наш амбассадор, с ней мы могли позволить себе быть задирами и творцами. Программы друг друга смотрели ревностно: что в своей можем сделать лучше, ярче?! И крепко дружили: никаких подстав, фиг в кармане – в молодёжке, да и вообще на телевидении складывалась удивительная атмосфера.

После окончания отделения журналистики ДВГУ у меня было персональное распределение в краевой Комитет по телевидению и радиовещанию – случай редкий. Года три как – ещё студенткой, я вела отдельные детские передачи: особенно нравилось быть ведущей в программе «Ветер странствий», жизнь – путешествие, и это увлечение – жизнью и странствием – осталось навсегда. Со временем доверили и сценарную работу.

Покинув общежитие ДВГУ, оказалась бездомной – молодому специалисту от телевидения жилья не предвиделось. Не знаю, на что я надеялась – беспечность молодости. Месяца три скиталась по чужим углам. Но сироткой себя не чувствовала: жила по очереди у своих коллег – они стали моей семьёй. Все по-особому заботились обо мне: Таня Смонарь, сама тогда мама троих детей, Галя Самигулина, возглавлявшая детско-юношескую редакцию, Роза Салюк, в моём профессиональном становлении она сыграла большую роль – я её так обожала, что готова была работать сутки напролёт. На Таню Дерюгину и Лену Уразбаеву смотрела с восхищением: неужели можно быть такими неотразимыми! Лена Девятова поражала цельностью, целеустремлённостью, энергией. Ольгу Кравцову вначале побаивалась – подиумная дива, элегантная, умная, ироничная. Вселенная в себе – Маргарита Батракова, уникальной образованности, глубины мышления, неординарности и обособленности режиссёр молодёжки. Ира Мороз пришла позже, но сразу влилась в коллектив. На её даче отдыхали семьями, веселились. На очередном пикнике кто-то наткнулся на Оксану, пятилетнюю дочь Иры, которая тихо сидела в уголке и плакала. Что случилось? «Я есть хочу», – забытая всеми, девочка не решалась потревожить шумную компанию мамы. Новый год и другие праздники отмечали непременно вместе, нам было хорошо друг с другом. Ещё случай у Розы дома: дочь Яна просит пить, мама в это время что-то бурно рассказывает, машинально взяла со стола стакан: на, пей! Ребёнок глотнул и чуть не задохнулся – в стакане алкоголь. На свадьбе у Яны гуляли все – мы тоже как её подружки. Общестудийные праздники и выезды на природу – непременно с «капустниками». Рифмованные сценарии особо удавались Галине Яковлевне Островской. Часто шутила: главное – удаётся легко рифмовать всё на «-ять»: гулять, наливать и т.д. и т.п. Ей принадлежит известное изречение, подаренное Борису Кучумову, главному режиссёру: «Ну-ка, Боря, не пасуй, покажи-ка нам свой ... дух!». Они крепко дружили, так же крепко сшибались, споря о достоинствах и недостатках программ в эфире. Галина Яковлевна собрала разные забавные истории, и они вышли небольшой книжицей – «Телебайки».

Галина Яковлевна разгромила мой первый сценарий, когда меня взяли в штат, и я пошла вешаться. Планировалось записать передачу во Всесоюзном детском лагере «Океан». Сентябрь, тёплые денёчки. Встретили меня вожатые радостно, заверили: да всё сделаем, берём любой тематический сценарий – делов-то! Всё отработано, запишите единым кадром! Айда купаться! Сценарий в сумку – и на море. Оставили с ночёвкой. Я ещё проверила ведущих: говорили громко и задорно. Вернувшись, перепечатала сценарий и сдала главному редактору. Островская слов не жалела: старуха, это что?! Тебя отправили писать телевизионный сценарий, а ты что сдала – речёвку! Профнепригодна, раз не понимаешь разницы! Передача с эфира снимается. Хорошо, не отправили в программу передач. Это ЧП!

Вышла из кабинета. Поняла: карьера моя окончена, никогда больше не работать мне среди этих прекрасных людей. Бродила по городу… Куда идти? Семьи лишилась. Повеситься, что ли?! Всё-таки решила последний раз зайти в редакцию: вещи забрать, попрощаться. Встретили на разные голоса: «Ты где была? Все волновались, что случилось? И Островская спрашивала, ты купаться сегодня со всеми на Набережную идёшь?» Я заплакала и призналась в едва не случившемся повешении из-за профнепригодности. Коллеги посмеялись, давай дружно учить уму-разуму – буквально за полчаса все вместе разработали драматургию передачи. «Старуха, ты купаться идёшь?» – позвонила Галина Яковлевна, и мы гурьбой пошагали на Набережную.

С программой мне повезло – её отметили на редакционной летучке, моя заслуга в том чуточная. Как оказалось, в день записи передачи в «Океан» приехал вокально-инструментальный ансамбль «Мзиури» – девочки пели и играли на гитаре, саксофоне, ударных. Солировала советско-грузинская восходящая звезда Тамара Гвердцители. Мне осталось только задать вопросы, чтобы включить интервью в программу.

Телевидение славилось циклами передач об экономике, сельской жизни, международных отношениях – учиться и учиться таким «зелёным», как я. Юрий Беззубик, Ирина Беркович, Иван Гурко, Анатолий Жёлтиков, Нина Кузнецова, Сергей Левин, Валентина Леликова – ко всем обращалась по имени и отчеству, а в памяти так и остались – как фирменный бренд, соединивший имя и фамилию.

В коллективе – ни одной посредственной личности, каждый был уникален! Работать в одной связке – иногда охватывал панический страх, когда меня ставили редактором программы с Маргаритой Батраковой, или ведущей в её авторскую программу. Была в полуобмороке. Умная, образованная, начитанная, Маргарита Владимировна подавляла меня своим интеллектом, я начинала тихо мекать, едва она обращалась ко мне с вопросом. Запись концерта одарённых детей городской музыкальной школы, вдруг она спрашивает, читала ли я в «Новом мире» роман «Альтист Данилов»? Причём тут альтист Данилов? Впрочем, для меня это значило одно: срочно добыть журнал, прочитать, и в следующий раз при случае небрежно упомянуть, что читала, а самое главное, в сценарий заложить! С людьми, которых она приглашала на эфир в свои программы, она часто сама писала сценарии, Маргарита обращалась как с самыми высокородными особами – будь то мастер спорта, художник или прораб со стройки. Она влюбляла в себя – Царица! Притягивала, восхищала. Раздражала, её критические замечания были остры и безжалостны. Она была нестандартной и креативной. Она знала себе цену.  От тех, кто рядом, требовала полной отдачи, полного растворения в программе, в людях, в студии, чуть ли не в софитах и микрофонах, короче, во всём, из чего состоит телевизионное производство.

 И во всём, чем увлекалась, достигала совершенства. Вдруг стала учить французский язык, оказывается, задумала цикл передач про французскую эстраду. И считала, что надо знать язык, что без этого культурного кода чужую культуру не постичь.

Однажды, я уже работала в газете, мы пересеклись на полдня разговоров, и она мне сделала комплимент, а ты подросла!  Свёл случай. За ударный капиталистический труд в газете «Владивосток» получила шикарный бонус: турпутевку в Париж. Всё перечитала-пересмотрела заново, для нас французское, почему-то тоже «наше всё», и вот на экскурсии стою перед Собором Парижской Богоматери, слушаю экскурсовода про ширину-высоту, количество химер, а мысли про то, а где же перед собором танцевала Эсмеральда, где колокольня, откуда Квазимодо следил за колоколами, где зажигались потешные огни?! С этим и обратилась к экскурсоводу в конце. Она мне: «Вам это зачем?» Мне ощущения важны, говорю, про цифры я и в справочниках прочитаю. Была тут, говорит экскурсовод, два года назад, туристка из России, тоже ей ощущения были важны, из Владивостока. И я из Владивостока! Она: та женщина на телевидении работает. И я в ответ утвердительно: Маргарита Батракова!  Да, это была Маргарита Владимировна, которой дама, дочь русских эмигрантов, покинувших Россию в революцию, родившаяся уже в Париже в 1920-х годах, обещала видеокассету с записью концерта Джо Дассена, для телевизионной программы, да вот как передать – всё не было оказии.

Вручив во Владивостоке кассету, в ответ услышала от Маргариты Владимировны, теперь ты понимаешь, кто тебя отправил в Париже, я так молила Небеса, чтобы кассету мне доставили! И хотя я точно знала, что  поездку утвердил Валерий Бакшин, главный редактор газеты, согласилась, пусть так!

Не знаю точно, но вроде Маргарита Батракова завещала свой прах развеять в Париже...

Режиссёрский талант от Бога – это про Бориса Кучумова, главного режиссёра телевидения. Когда Борис Валентинович записывал однажды Валерия Леонтьева в студии, экспериментируя с хромакеем (технология совмещения двух изображений в одном кадре, тогда мало используемая), собрался весь коллектив. Смотрели, затаив дыхание: это был такой высочайший уровень профессионализма, недосягаемый. Мастер! (Увы, ни одной программы не сохранилось: коробки с плёнками выбросили при очередном переустройстве телевидения – для нового руководства они не представляли ценности.)

С Борисом Валентиновичем связана одна комическая история. Трудно представить, как уживались два телевизионных гения в семье – Роза Салюк и Борис Кучумов. Роза – сверхэмоциональная, экспрессивная, энергичная, и Борис Валентинович – Кучум, татарин! Оба до упора отстаивали свою точку зрения, споря до хрипоты на своей маленькой кухне в старой хрущёвке. Так вот, однажды Борис Валентинович приходит с гипсом на большом пальце правой руки. Роза сломала палец! Аргументы закончились, Роза, схватив его за палец, крутанула со словами: да ты меня просто не слышишь! Прошёл месяц. Гипс сняли. Через два дня большой палец страдальца вновь в гипсе. Как так?! Борис Валентинович, как и советовал специалист, медленно и плавно сгибал палец в суставе, разрабатывая. Дело вечернее, всё на той же кухне. Роза, глядя на медитативный процесс, решила показать, как следует выполнять: делай активнее! Хвать за палец – и сломала во второй раз.

В 1978 году, когда началась моя телевизионная биография, студию возглавляла Ирина Владимировна Стрельникова. Богиня! Умная, красивая, статная, бархатный голос, волевая, решительная, – она была на своём месте. Речь её была дикторской, говорила мудро, кратко и весомо. В один сложный, неоднозначный момент, когда меня и Танечку Дерюгину обвинили в воровстве, ни секунды не сомневаясь, мы отправились как к третейскому судье, за защитой, к кому? К директору студии. Дело было так. У Нины Ткаченко, режиссёра детской редакции, день рождения. Конец рабочего дня, и народ дружно отправился к имениннице. Нам же с Таней было поручено купить фен от коллектива. Непременно! Потому что поздравительный стиш срифмовали со словом фен. В гуме долго не задержались: на выбор – одна модель. Только оплатили злосчастный фен, как рядом взвизгнула тётка: пропал кошелёк! «Я видела, как эти две, – и показывает на нас, – возле меня крутились!» На нас оглядываются, подошёл милиционер: покажите ваши сумки! Таня, краснея и бледнея, стала свою сумку выворачивать – мы ничего не брали! Я заартачилась: ни в чём не виновата, по какому праву должна тут демонстрировать свой портфель?! Тётка не отстаёт. Таня пытается опровергнуть обвинения: мы работаем на телевидении! Будто это исключает всякие подозрения… Да, подтверждаю, и сейчас мы туда отправимся. Идём на Уборевича, тётка за нами. На студии прямиком в кабинет Стрельниковой. Ирина Владимировна смотрит на странную процессию, гвалт, наконец вперёд прорывается голос скандалистки: «Они воровки! Они украли мой кошелёк!» Ирина Владимировна повелительно поведя рукой, просит всех присесть. Обращается к посетительнице: представляю вам двух сотрудниц Приморского комитета по телевидению и радиовещанию. И далее – в самых лестных эпитетах о каждой из нас (не приукрашивая, очень достойно)! Тётка замолкла и как-то сникла. Ирина Владимировна, завершив монолог словами «на телевидении работают самые достойные», вновь царственно повела рукой, отпуская посетительницу. Та, попятившись, выскользнула из кабинета. Выслушав нас, Ирина Владимировна пожелала: живите с прямой спиной, всегда, при любых обстоятельствах. Великая, царственная женщина была, большая труженица – свет в её кабинете всегда горел до самой поздней ночи.

Объём вещания молодёжной редакции составлял 12 часов в месяц. 40% –авторских программ, 60% – подготовка программ с внештатными авторами. Викторины, выступления детских коллективов, спортивные соревнования «Весёлые старты», познавательная программа «На арене цирка», конкурсная «А у нас во дворе» – работали азартно, энергично, без устали трудясь над сценарной основой, добиваясь глубокой содержательности, занимательности и оригинальности. 

Задерживаться на работе допоздна было принято. Запись интервью, монтаж сюжетов, подбор музыки, клипов… Никуда бежать не надо, телефоны молчат, продуктивность работы вечером или в выходные дни возрастала.

1990 год. Как-то, часов в восемь вечера, закончив сборку программы, наконец засобирались домой. Звонок с вахты: к вам женщина, спрашивает «Молодёжный канал», встречайте: поднимается к вам в редакцию. Незнакомка, плача, представилась Еленой К. Успокоив и выслушав, предложили: сможете всё изложить на камеру? Оператор не успел уйти, включили запись. Елена монотонно стала рассказывать. Два дня назад сын Степан, учащийся техникума, задержался у друга, готовясь к экзаменам. Прождав его до десяти вечера, позвонила на домашний телефон другу Степана. Расстались часа два назад, ответил тот. Морги, больницы мать обзванивала до полуночи безуспешно. Утром в одном из райотделов милиции ответили: ваш сын задержан за рывок шапки. Был такой криминальный промысел – рвануть меховую шапку с головы, а потом «толкнуть» задёшево на барахолке. В тот же день в милицейском обзоре СМИ сын Елены фигурировал как свидетель происшествия: якобы видел, как кто-то сдёрнул шапку с девушки. Ещё женщина рассказала, что Степан вернулся из милиции почти через сутки после задержания, со следами побоев. Побои они зафиксировали в травмпункте. Со слов сына, он уже подходил к дому, когда к нему подошёл милицейский наряд, требовали признаться, где шапка, которую он украл, – на него девушки показали. Степан отрицал, но его затолкали в «воронок».

Буквально две моих фразы в финале: молодёжная редакция возьмёт на контроль этот случай, чтобы выяснить, кто же Степан: подозреваемый, свидетель или потерпевший от милицейского произвола?

Следующим вечером «Молодёжный канал» с этим сюжетом вышел в эфир. Дав слово – держи его. Стали звонить в райотдел милиции, запрашивая фамилии сотрудников, задержавших Степана. Оказалось, один отправлен в отпуск, второй – то ли в санаторий, то ли на курсы повышения квалификации. Отправляемся с камерой в травмпункт – записей того дня, когда фиксировались побои, не существует. Заведена новая книга регистраций, старая в архиве и выдаётся в особых случаях, по запросу суда. Вновь звоним начальнику отдела милиции, чтобы дал своим сотрудникам характеристику – на камеру. Не можем застать – то вышел, то ещё не пришёл. Очередным утром решили отправиться в райотдел наудачу – кого-нибудь да найдём. Планам помешал звонок – мужской голос: «Мне Мальцеву. Скажите, а ваш сын в детском саду?» И трубку повесили. Кинулась к Гале Самигулиной, она звонит в гараж: срочно машину! Производство наше творческое, но плановое – машину надо заказывать заранее. Сработал лишь авторитет Галины Викторовны. Сын в саду, всё спокойно. Едва вернулась, тот же голос по телефону: «Убедились? Всё в порядке? А может быть иначе…» И трубку опять повесили. Пока приходила в себя, ещё звонок – от Елены. Рыдания: прекратите расследование, ничего не надо, вчера неизвестные напали на сына средь бела дня, избили – сотрясение мозга, разрыв сетчатки глаза – ничего не надо, не упоминайте имя Степана нигде! Интервью мы всё-таки записали – с руководством краевого УВД, тема: оборотни в милицейских погонах. С «Молодёжным каналом» пошли на открытый разговор – о чести и достоинстве, о внимании к кадровому составу, о тревожных ситуациях, которые не должны замалчиваться. Интервью вызвало большой резонанс.

…Для работы в идеологической структуре, каковым и являлось советское телевидение, членство в партии было непременным условием. Работать на телевидении! Едва возникла такая возможность, мне тотчас рекомендовали не откладывать, и я ещё в студенчестве подала заявление: «Прошу принять меня в члены Коммунистической партии Советского Союза. Обязуюсь соблюдать Устав КПСС. И быть примерным членом КПСС во всём». В 1990 году в кабинет Вячеслава Фёдоровича Гончарова, первого заместителя председателя Приморского комитета по телевидению и радиовещанию, возглавляющего и партком Примтелерадио, принесла партбилет и другое заявление: «Прошу исключить из рядов членов КПСС по собственному желанию…». И заявление об увольнении.

Пришла другая эпоха. То, что раньше считалось мошенничеством, стало называться предпринимательством. Белое стало чёрным. Фарцовщик – бизнесменом. Перестроиться в мгновение ока было трудно. И я не понимала, о каких идеалах, каких ценностях говорить со своей молодёжной аудиторией.

Вячеслав Фёдорович очень по-человечески, я бы даже сказала – по-дружески пытался убедить не делать резких движений, подумать, но… Аннушка масло уже разлила – решение было обдуманное. Едва мне поступило предложение от Бориса Шварца, директора первого коммерческого телевидения «Восток-ТВ» во Владивостоке, я согласилась. И это была ещё одна замечательная телевизионная страница – всё вновь, всё впервые!

С тех пор ни в каких партиях не состою. Вот только в общественной региональной организации журналистов-экологов «Последняя среда», где долгие годы вместе с Галиной Яковлевной Островской (Царствие ей Небесное) и с другими приятными моему сердцу людьми который год «жюрю» – член жюри конкурса природоохранной журналистики. Впрочем, отсутствие членства вовсе не означало, что в журналистике потом всё складывалось гладко и тихо. С точностью до наоборот. Почему-то меня постоянно куда-то заносило, когда работала в газете «Владивосток» – то в Чечню, то в литерный поезд Ким Чен Ира. Впрочем, это совсем уже другая – газетная – история.