Биография:

Нонна Германовна Хадикова большую часть своей трудовой биографии отдала концерртному залу «Россия» в Москве. Но начинала она во Владивостоке на приморском телевидении редактором музыкальной редакции. О владивостокском периоде жизни Хадиковой (к слову, в то время она еще была Козловой) у нас почти нет информации. Зато очень многие ее владивостокские коллеги вспоминают, как в Москве она доставала им билеты и контрамарки на концерты в зале «Россия».

Это ее интервью мы нашли в интернете, и, хотя речь в нем идет не о Приморском телевидении, оно дает представление о незаурядной личности Нонны Германовны.

НОННА ХАДИКОВА: «МНЕ ХОТЕЛОСЬ ВНОВЬ УВИДЕТЬ ПОЛЯ МОРИА В МОСКВЕ»

записал Дмитрий Жуков

 Нонна Германовна Хадикова — один из старейших сотрудников главной концертной площадки страны — Государственного центрального концертного зала «Россия». Её тут знают все. Наша встреча состоялась в старом здании, на Варварке в 2005 году, там где в январе 1978 года Поль Мориа со своим оркестром давал серию единственных московских концертов.

 У нас немного времени, — сразу предупредила Нонна Германовна, — Сейчас идут репетиции, начальники вызывают.

— Нонна Германовна, вы давно работаете здесь, чем вы занимаетесь?

— Я работала много лет на телевидении, в музыкальной редакции. В 1976 году я пришла работать сюда. Потом, через два года приехал Поль Мориа. Я отвечала за концерты как редактор. Чтобы был звук, чтобы был свет, чтобы была убрана сцена, чтобы музыканты все собрались.

— Ваши впечатления о нем?

— Он очаровательный был. У нас состоялись подряд несколько его концертов. Каждый раз он приходил в зал примерно часа в три, музыканты уже сидели на своих местах. Просто врывался на сцену в дубленочке коричневого цвета. Помню, он бросал ее и шарфик, так, небрежно на кресло и шел сразу репетировать.

Он, конечно, великолепный пианист. У него были тонкие пальцы, руки великолепные. Я таких рук никогда не видела. Сам он был тоненький и когда садился за рояль его пиджачок просто болтался. Он его снимал, так же небрежно бросал, и репетировал программу в свитерочке и рубашке. И начинал репетировать. Поиграет, поиграет, потом выбегает и дирижирует очень красиво, артистично. Он репетировал почти до самого конца, чтобы только успеть переодеться и выйти на сцену перед зрителями.

Когда приходил, однажды сказал по-русски: «Здравствуете». Я ему: «О! Вы знаете уже русский язык?». А он смеется. На репетиции все приговаривал: «Нонна, Нонна, где моя Нонна»? Дирижирует и ищет меня глазами. Ему нужно было на кого-то опереться, чтобы кто-то сказал, что все нормально, все хорошо, начинаем наш концерт. После концерта он всегда заходил прощаться: до завтра и обязательно поцелует и обнимет. Необыкновенный был человек. Поверьте, в своей жизни я не встретила второго подобного музыканта и человека.

— Телевидение снимало его концерт?

— Вроде нет. Может быть, был кто-то из новостей. Я не придавала этому значения.

— На концерте зал реагировал спокойно?

— Нет, не спокойно. Во-первых, у него все время были разные программы. Зрители приходили почти одни и те же. Среди них были и музыканты.

Знакомые мелодии срывали очень громкие аплодисменты, как у нас умеют. И это его очень восхищало. А когда на концерте ему принесли целую корзину цветов, он был очень растроган, и тогда он сам стал аплодировать залу!

Ко мне подошла переводчица и спросила: «Поль Мориа интересуется действительно ли зрители знают его музыку?» Я ответила, что у нас очень хорошо знают и любят несколько его произведений. Ему было приятно это узнать. Уходя, он сказал, что русские люди ему очень нравятся, что русские умеют встречать, что русские правильно понимают музыку.

— По-вашему, как можно назвать то, что он делал в музыке?

— Поль Мориа создавал настоящий симфоджаз. Зрители счастливыми выходили после концертов. Сейчас такое уже очень редко увидишь. Сейчас редкий музыкант может так восхитить.

— Звук во время концерта был хорошим?

— Звучание на его концертах было великолепным. Вообще, у маэстро был удивительный слух. Я помню, как его музыканты репетировали и играли не в полную силу, а этого он не признавал и всегда требовал от них: «Я не слышу, я не слышу мелодии». И когда он указывал пальчиком вверх это значило, ага!, уже сделал замечание.

— Было что-то что еще его приятно удивляло?

— «Я «Россию» никогда не забуду» — сказал он мне через переводчицу. Ему нравился наш прием. Работники зала его встречали уже у входных дверей с улыбками, хотя видели его все в первый раз в жизни. Таким он был особенным человеком.

Я слышала, что в самом начале у них возникла проблема с инструментами, которые задержались по пути в Москву. И тогда наши бегали и искали инструменты, просили музыкантов их одолжить.

Однажды днем он прибежал к нам такой воодушевленный, такой счастливый. Он что-то рассказывал по-французски, а мы, конечно, не могли понять, о чем он говорит. Когда пришла переводчица, она сказала, что они были на Красной площади и там ему очень понравилось.

— Что приятно удивило в Поле Мориа лично вас?

— Когда он услышал мое имя, то с таким восторгом сказал мне: «Запомни навсегда, что «нона» — музыкальный интервал».

Должна сказать, что Полю было очень приятно, когда я его встречаю.

Он даже приходил за кулисы и спрашивал меня через переводчицу: «А вы сейчас слушали музыку Поля Мориа». Я отвечала: «А как же! Я же здесь сижу». Переводчица: «А он посвящал ее вам».

— Вот это да!

— Бывает, люди оставляют собою какой-то след в душе. Работая с артистами, кому-то отдаешь больше своих симпатий, кому-то меньше. А вот к нему чувствовалось какое-то неравнодушие. Помню, я бежала на работу, на его концерты, и эти несколько дней для меня были настоящим праздником! Как музыкант он был очень собранный, и я понимала, что, если я опоздаю, он будет нервничать. Незнание языка — это всегда очень серьезный барьер. Но работая с ним, я легко понимала по его мимике, по его действиям, что происходит на сцене и то что ему хотелось бы. Возникало ощущение, как будто он понимает русский язык, а я — французский.

А после тех концертов я не могла долго заходить на сцену, которая, казалось, опустела. Вот здесь сидел оркестр, вот этот рояль и он выбегал с такой энергетикой.

Я очень хорошо помню его жену. Она была создана для Поля и как бы растворялась в нем: по-особенному смотрела на него, показывала ему жестами. Она, должно быть, счастливая женщина.

— Удивительные воспоминания!

— А простились мы очень грустно. Тогда к нам, работникам зала, очень строго относились, когда приезжали иностранные гости. Сразу после последнего концерта был банкет, но его не разрешили проводить здесь, в «России». И все же Поль Мориа с музыкантами его устроили в комнате на втором этаже. Ко мне тогда подошел один человек и сказал: «Я думаю, что вы не поднимитесь туда». Мне же пришлось ответить: «Конечно, нет, я по банкетам не хожу».

Когда Поль Мориа мне сказал: «Мне хотелось бы, чтобы вы появилась в нашей комнате», я ответила, что, наверное, прийти не смогу, потому что у нас начинается новая программа. Он удалился, как вдруг мне приносят от него поднос с шампанским, конфетами и с синей косынкой с его автографом. Я не смогла сдержать слез в тот момент.

Я дождалась окончания банкета и была единственной, кто вышел его проводить на крыльцо перед служебным входом. «Когда вы будете в Париже, обязательно навестите его» — последнее что сказала переводчица. Я же сказала переводчице, чтобы она ему передала, что мы будем его всегда ждать в концертном зале «Россия».

Несколько раз я бывала в Париже, и только однажды мне на глаза попалась афиша, где было написано его имя. Естественно, время было другим, и я не знала французского. Ну, хорошо, — я подумала, — как это произойдет? Что приду и скажу? Здравствуйте, я ваша Нонна?

Не представляю, мне казалось, что он будет вечным. Удивить меня уже ничем нельзя было. Я работала на телевидении, где мимо меня прошла целая галерея артистов известных и великих. Но вдруг появляется Поль Мориа — это что-то особенное. Я думаю, что, если бы кто-нибудь когда-нибудь ему сказал вспомните концерты в Москве, в «России», и сказал обо мне, я думаю, что сейчас бы он не вспомнил бы лица, но он вспомнил бы свои ощущения.

— В декабре 2002 года оркестр снова приезжал в Москву и выступал в Государственном Кремлевском дворце. Но без Поля Мориа.

— Я тогда уезжала. Но если бы я знала, что он сам здесь, то туда бы я обязательно пошла.