Биография:

Константин Евгеньевич Селезнев (03.07.1909 – 30.10.1995)

Родился в г. Харькове. На Дальний Восток приехал после службы в погранвойсках РККА, учился на восточном факультете ДВГУ.

С 1932-х года работал в Приморском радиокомитете, в том числе на руководящих должностях.

В 1941-м году призван в армию, служил на Дальнем Востоке, командовал артиллерийской батареей. После демобилизации в 1945-м вернулся на работу в Радиокомитет заместителем председателя.

Одним из первых в СССР награжден знаком «Почетный радист».

Заочно окончил Высшую партийную школу в Москве.

В начале 1950-х вместе в В.Е. Назаренко, А.С. Квачом и П.И. Гончаровым занимался организацией и созданием первой на Дальнем Востоке и седьмой в СССР Владивостокской студии телевидения. 1 января 1956 года стал ее первым директором, каковым оставался до ноября 1962 г., когда по состоянию здоровья был переведен на другую работу – директором издательства «Красное Знамя», где и проработал до пенсии.

За время руководства К.Е. Селезневым Владивостокской студией телевидения им был подобран и при его содействии обучен уникальный коллектив работников телевидения всех необходимых творческих и технических специальностей. Была создана техническая база ВСТ, в том числе: оборудованы студия и АСК, на сопке Орлиное гнездо построена телевышка высотой 180 метров с УКВ-передатчиком мощностью 5 киловатт, в городах и районных центрах Приморского края установлены ретрансляторы телевизионного сигнала, заложено новое здание Владивостокской студии телевидения на улице Уборевича, 20А, созданы киногруппа и кинопроизводство, преобразованные впоследствии в студию Дальтелефильм.

Все это позволило в дальнейшем Приморскому телерадиокомитету войти в тройку ведущих региональных комитетов Гостелерадио СССР и стать его главной базой подготовки кадров, развития телевизионного и кинопроизводства на Востоке СССР.

К.Е. Селезнев скончался 30 октября 1996 года. Похоронен на Морском кладбище г. Владивостока.

Воспоминания дочери К.Е. Селезнева Анны Константиновны

Отец родился 3 июля 1909 г. в г. Харькове. Во Владивосток приехал после службы в армии. Служил он 3 года пограничником в г. Остров. Это на границе с Латвией. Был на отличном счету, и я даже помню (со слов отца, разумеется) имя его коня – Гурзуф. И когда служба подошла к концу, ему сказали: «Выбирай любой город страны, и мы тебе даем туда направление и бесплатный проезд».

Отец по натуре был романтиком. Он очень любил географию. И еще в детстве прочитал все, что можно было найти, про индейцев, про следопытов, про путешествия… И он указал самый дальний город у моря – Владивосток. Хотя сам он был из Харькова и даже играл за сборную Украины по футболу, у него был первый разряд. И еще он был отличным шахматистом и даже однажды играл с самим Василием Смысловым, когда его направили из Владивостока в Москву на учебу в Высшую партийную школу. Но это уже после войны.

И поступил он тогда после армии во Владивостоке в университет на китайское отделение. Проучился год и понял, что китайская грамота не про него. И его взяли на радио, и он стал быстро подниматься по служебной лестнице. С 1932 г. он работал в радиокомитете. 

Во время войны в 41-м году его призвали в армию, и он служил в артиллерии – сначала в Магадане потом на северном Сахалине, а затем в Николаевске-на-Амуре. И моя мама, Елена Михайловна Селезнева, вслед за отцом пошла в армию. Через комсомол она добилась направления в Магадан. Но я не помню, когда она надела погоны – в Магадане или уже на Сахалине. На Сахалине в Александровске, где мы жили и куда перевели отца, был штаб армии. Отец большую часть времени проводил на батарее, а за мамой рано утром заходил солдатик, и она шла на работу в штаб. А ночью часа в 3 в 4 таким же образом обратно. Она была шифровальщицей и ее всегда так сопровождали.

Жили мы в здании старой баночной фабрики. Помню узкий коридор и двери, за которыми были большие помещения с громадными окнами – цеха, наверное, разгороженные, - и там жили люди. В большинстве своем они были в погонах. Днем я была в садике, вечером дома одна, пока не придет мама. Иногда меня навещал отец. Посреди комнаты стояла печка. Когда гасили свет, откуда-то сверху выползали и начинали падать клопы. Их было множество. А по полу бегали мыши. И когда отец вечером, навестив меня, снова собирался на батарею, он писал записки: «Не пугайте мою дочку», и засовывал эти записки в мышиные норки. Приезжал отец всегда на коне. И всех коней его, что в Острове, что в Магадане, что на Сахалине звали Гурзуфами. Так вот он и наезжал урывками, когда появлялась возможность.

Отца демобилизовали в 1945-м, а маму только через 2 года - ее не хотели отпускать, перевели в Хабаровск. А отец вернулся на радио во Владивостоке. Через некоторое время во Владивосток из Хабаровска переправили и меня. Я поступила в 13-ю школу.

Во Владивостоке мы жили в маленьком домике на 1-й Морской, там, где построили потом жилой дом напротив вокзала - с аркой. Домик, который прежде был корейской фанзой. Он принадлежал моему дедушке – отцу мамы. Его поселили там, когда он со своей второй женой и со своей 12-й дочкой (моей мамой) приехали во Владивосток из Воронежа. Прежде в домике были, как говорят, каны, но я помню только печку-буржуйку посреди комнаты.  В одном конце домика высота потолка была метр тридцать, в другом примерно метр восемьдесят. Папа был как раз под потолок.

Я помню и Назаренко и Квача, потому что это ведь папа занимался организацией Владивостокской телестудии и они втроем часто встречались прежде чем это все состоялось. Но у меня не осталась ощущения, что эти двое были друзьями; скорее, коллегами и единомышленниками.

Наше телевидение было одним из первых в стране и к нам часто приезжали телевизионщики из других городов для обмена опытом. Иногда с другого конца Союза. Рижане несколько раз сюда приезжали. И у меня есть альбом, который они отцу подарили. Там написано: «Директору Владивостокской студии телевидения…». Отец, много раз возглавлявший комитет, никогда не был его председателем. Он всегда был ИО. Впрочем, может быть, я какой-то период его работы и не знаю, и могу ошибиться…

Отец был первым человеком в Приморье, кто был награжден знаком «Почетный радист». На похоронах моего мужа поэта Юрия Кашука  в январе 1991 года Валентин Александрович Ткачев сказал, что всем, чего он добился в жизни, он обязан двум мужчинам из нашей семьи. Константин Евгеньевич в качестве первого директора Владивостокской студии телевидения взял его на работу, вытащил из Находки, где Ткачев после университета работал учителем в школе. А Юрий Кашук подарил ему второй шанс, предложив в конце 80-х организовать первую на Дальнем Востоке негосударственную телекомпанию «Восток-ТВ».

Вспоминает внук Константина Евгеньевича - кино- и видеооператор Андрей Селезнев:

Мы с дедом сперли штурвал. Самый настоящий штурвал с настоящего катера.

Операция была четко спланирована. План разрабатывал дед.

Плавсредство стояло в бухте Федорова, на базе морского училища. Старый катер, явно списанный, но со здоровенным висячим замком на двери рубки. Я давно облизывался на этот катерок – там же наверняка куча интересного внутри! Но замок... И сторож рядом – не забалуешь.

И как-то я обнаружил, что замок исчез: ну вот вчера был, а сегодня нет. Влез на палубу, просочился в рубку… мама дорогая! Это была пещера Али-Бабы на Острове сокровищ.

Там был штурвал! Дубовый, потертый, с медной ступицей. И шлюпочный компАс. И анкерок (приплюснутый такой бочонок для питьевой воды). И много чего еще…

Открутить штурвал без инструмента я не смог, но утащил компас – собственно, это был уже не совсем компас, а медный котелок от него, без стекла и картушки, зато в карданном подвесе – для десятилетнего пирата неплохая добыча.

Рассказал деду про штурвал. Обозначил диспозицию: здесь наш катер, тут яхта «Родина» на кильблоках, за ней вражеская сторожка. Уйти с добычей можно по льду, главное – быстро добраться до притопленного танкера, за ним уже не видно. Или по берегу, за лодочные гаражи и дальше по заброшенной узкоколейке до завода «Металлист», а там уже до дома, до нашей 1-й Морской рукой подать.

Вечером мы шабашили на кухне и обсуждали стратегию с тактикой. Дед жарил сырники, а я чистил шкуркой-нулевкой трофейный компас…

- Нет, на лед не пойдем, там же, как на ладони. Если сторож нас увидит, то в милицию позвонит, башибузук. Отходить будем по суше. Давай-ка, Дрикиш, подумаем о деталях…

Утром дед уложил во внутренний карман пальто разводной ключ, надел номенклатурную шапку-пирожок, блеснул очками – готов? Я застегнул летный шлем времен ОСОАВИАХИМа: настоящая кожа, бараний мех внутри – всегда готов!

Мороз на улице аж звенел. На льду мерзли рыбаки. Хрупал снег под ногами.

План был такой: дед проникает в рубку катера и откручивает штурвал, я стою на шухере снаружи. Если вдруг появится сторож, я его отвлекаю: ну, там поднимаю Веселый Роджер на флагштоке или с воплем «банзай!» сдергиваю брезент с флагманской яхты – по обстоятельствам.

Я шхерился под носом катера и все выглядывал неприятеля, когда меня похлопали сзади по плечу: дело сделано, кэптен Флинт.

Мой дед – в прошлом командир артиллерийской батареи, ветеран приморской журналистики,  заслуженный работник культуры, персональный пенсионер, одним словом «человек и пароход» – складывает разводной ключ:

- Бери штурвал, пошли домой. Только тихо, не беги, мы просто гуляем. Еще надо будет в кулинарку за котлетами зайти.

...Давно нет ни катера того, ни сторожа, ни яхты «Родина». И квартиры на 1-й Морской нет, и кулинарки той с котлетами и сырниками. И деда нет. А штурвал есть – висит на стене в Питере.

В командировках ТВшных я частенько вспоминал ржавый катер, солнце над ледяным заливом, деда с разводным ключом и этот тяжеленький для десятилетнего пацана штурвал, который, пока нес, все пытался стащить рукавицу с моей руки.

Вспоминал в раскаленном Тегеране, где было +44 в тени, и камера подыхала от перегрева.

Вспоминал на Плесецком космодроме, когда в морозном дыму поднималась ракета, стужей клинило штатив и сводило клешни в перчатках.

Вспоминал в Гаване, где в аэропорту фигачили ром «из горла» и орали «пятнадцать человек на сундук мертвеца».

Вспоминал в Мурманске у парохода «Лепсе», ядерного могильника – часовой на причале, обледенелые швартовы и любопытная тюленячья морда в воде: а вы что это тут делаете?

Вспоминал в Грозном на Центральном рынке: «Брат, компАс есть морской! Надо?» Полная шиза: на проспекте Победы – сталинградские руины, грязища по колено, тетки в черных платках, басмачи с калашами и – «компАс».

Вспоминал в кремлевском туалете, где на перекуре между протоколами ФСОшник рассказывал, как на срочной нырял за гребешками на Русском острове.

И да, сегодня вспоминал или уже вчера – 7 мая 2022 года – в День радио и телевидения вроде?

С праздником всех причастных!

«Уроки краеведения». Фотоархивная эпопея известного приморского телеоператора - телесюжет Максима Каленника и Александра Астафьева о домашнем фотоархиве семьи Селезневых и его хранителе Андрее Юрьевиче Селезневе.