Ищите женщину!

Звезда советского кино 50-60-х Татьяна КОНЮХОВА: «Молодой человек с порога поинтересовался: «Помните, вам писал такой-то?». Я кивнула. «Из-за вашего равнодушия он покончил с собой! Я — его лучший друг, приехал вам в глаза посмотреть...»

12 ноября 2009г. неувядающая Татьяна Георгиевна отмечает день рождения

В фильме «Москва слезам не верит» есть замечательный эпизод — открытие международного кинофестиваля, когда мимо главных героинь проходят знаменитые актеры. «Обожаю! Конюхова!» — кричит Ирина Муравьева, завидев даму в белой меховой горжетке. Почему из всех раскрасавиц, в коих не было недостатка в кинематографе 50-60-х годов, режиссер Владимир Меньшов выбрал именно Конюхову? Спустя почти 20 лет, на 70-летнем юбилее актрисы, он признался, что именно ее, сыгравшую главные роли в картинах «Разные судьбы», «Судьба Марины», «Гори, моя звезда», «Олеко Дундич», «Женитьба Бальзаминова», «Портрет жены художника», считал истинным кумиром тех лет. Не секс-символом, как принято говорить сейчас, а кумиром народа. Чувствуете разницу?

Людмила ГРАБЕНКО
Специально для «Бульвара Гордона», 10 ноября 2009г.

 
«ПОСЛАЛА ДОМОЙ ТЕЛЕГРАММУ: «МАМА, Я — АРТИСТКА! ПРИШЛИ ДЕНЕГ!»

— Татьяна Георгиевна, почему о своем происхождении вы обычно говорите: «Я — интернационал»?

— Родилась я в Узбекистане, куда папу направили на работу в ЦК компартии республики, но в жилах моих родителей текло много разных кровей — русская, польская, татарская, украинская. Папа по паспорту был русским, а мама — украинкой, хотя ее девичья фамилия сугубо татарская — Юманова. По характеру она была шумной, веселой, жизнерадостной, работящей — вылитая Одарка из «Запорожца за Дунаем»: «Звiдкiля ти тут узявся, де ти досi пропадав?».

— Вы говорите по-украински без намека на акцент!

— Мову хорошо знала моя мама. А еще она была грандиозной певуньей: когда пела дома, люди, проходившие по улице, останавливались под окнами и слушали. Летом выступала в «ракушке» — на концертной площадке, установленной в парке, и ее голос разносился по всему поселку.

Во время войны, когда все жили под лозунгом: «Все для фронта! Все для победы!», мама, которая всю жизнь была домохозяйкой, пошла работать на завод. Как-то у них в цеху давали концерт солисты Киевской оперы, находившиеся там в эвакуации. Сначала выступали они, а потом рабочие попросили что-нибудь исполнить маму. Ее пение поразило гостей до глубины души. «Наталка, сказали они, — поедем с нами, твое место на сцене!».

— Но она, конечно, отказалась?

— Как она могла сорваться с места? На ней был дом, двое детей — я и моя сестра Роксана, отец воевал. Его, кстати, демобилизовали не в 45-м, а только в 53-м году. Папа тоже был человеком музыкально одаренным — великолепно знал классическую музыку, хорошо играл на гитаре и очень любил аккомпанировать маме, а вот петь на публике не рисковал. В детстве он пел в церковном хоре, но в сильные морозы простудился, тяжело переболел бронхитом и голос потерял. 

«Родители не поняли моего желания стать актрисой. «Куда ты в калашный ряд?» — сказала мама»

Даже странно, что такие творческие родители не поняли меня, когда я заявила им о своем желании стать актрисой. Мама сказала без обиняков: «Куда ты в калашный ряд?!».

— Круто!

— Так ведь кинозвезды того времени — Орлова, Ладынина, Макарова, Целиковская — все как на подбор красавицы, а меня мама таковой не считала. К тому же она была уверена, что актерская жизнь — сплошной праздник, и, мягко говоря, не одобряла этого. Папа был более сдержан: «Что ж, доча, если не поступишь, возвращайся, пристроим тебя куда-нибудь».

— Но вы...

— ...поступила с первого раза. Во ВГИК, к народному артисту Советского Союза Василию Васильевичу Ванину. Он перед этим как раз выпустил курс, состоящий из одних москвичей — красивых, уверенных в себе, и, видимо, на контрасте набрал нас — дерзких провинциалов без позы и манерности. Правда, проучилась я на его курсе только год, после чего ушла по собственному желанию. Это случилось в 52-м, когда я сыграла главную роль в картине Александра Артуровича Роу «Майская ночь, или Утопленница».

Поначалу меня охватила эйфория: студентка младшего курса первый раз снялась в кино и сразу же — в главной роли! Помню, послала домой телеграмму: «Мама, я — артистка! Пришли денег!». Мой огромный портрет не один десяток лет висел в самом центре Москвы. Представьте себе: справа — метро «Площадь революции», слева — Большой и Малый театр, а рядом с Колонным залом приютился маленький кинотеатрик, где показывали стереофильмы.

И вот над ним висели три огромных портрета — Лилечки Юдиной, мой и исполнителя главной мужской роли Коли Досенко. Может, у кого-то бы и началось «головокружение от успехов», я же картиной была недовольна. Дело в том, что мне не удалось озвучить свою роль — просто не хватило опыта: я еще многого не знала и не могла попасть в собственную артикуляцию на экране. Было ужасно стыдно. И тогда я пошла к ректору и попросила оставить меня на второй год.

— Неожиданный поступок!

— Единственный случай за всю историю ВГИКа. Нет, студентов и раньше иной раз оставляли на второй год, но это было связано с какими-то несданными экзаменами или зачетами. Но где это видано, чтобы человек сам себе поставил двойку? Тем не менее, ректор внял моим просьбам. Так я попала на курс Ольги Ивановны Пыжовой и Бориса Ефимовича Бибикова, где вместе со мной учились Майя Булгакова, Изольда Извицкая, Руфина Нифонтова, Юрий Белов, Валентина Владимирова. Я туда пришла в один день с Наденькой Румянцевой — ее за самовольство изгнали из ГИТИСа...

«ОЧЕНЬ МНОГО БЫЛО ПИСЕМ ОТ ЗАКЛЮЧЕННЫХ: «СКОРО ОСВОБОЖУСЬ, ПРИЕДУ. Я ВСЮ ЖИЗНЬ О ТАКОЙ МЕЧТАЛ»

— Вы пришли на курс звездой — после «Майской ночи»?

— (Грустно улыбается). Уж поверьте мне: слава — скоропортящийся продукт, сегодня есть, а завтра нет. Это — как бенгальский огонь: пока он горит, красиво, а потом остается один жалкий огарок. Когда я после окончания ВГИКа поступила в Театр киноактера, на моем счету было уже пять кинофильмов, и я этим очень гордилась. Но увидев, в каком положении находятся любимые актеры старшего поколения, поняла: все мои роли ничего не значат.

Роль Дашки в советско-югославской картине «Олеко Дундич» была специально написана для Татьяны Конюховой. С Сергеем Филипповым, 1958 год

Говорят, нынешнее время сурово к актерам, но наша профессия в этом смысле сложна всегда. Тогда было малокартинье, строгий отбор на пробах — многие годами находились в простое.

Взять хотя бы мою однокурсницу Изольду Извицкую, судьба которой поистине трагична. Не скажу, что в студенческие годы мы с ней часто общались. Наверное, ее задевало то, что я много работала в кино, — Изольду ведь в то время совсем не снимали. Но потом у нее случился головокружительный творческий взлет — она сыграла главную роль в картине «Сорок первый». У фильма был грандиозный успех в Каннах, после чего последовали приглашения на другие кинофестивали. И мы опять-таки не общались, теперь уже по причине ее тотальной занятости.

Когда Извицкой стало совсем плохо, я случайно об этом узнала. Помню, подняла в театре бучу: мол, ей надо срочно помочь. К сожалению, с Изольдой случилось самое страшное — ее оставили близкие люди. Что уж там между ними происходило, не знаю. Появилась какая-то странная компания, с которой она выпивала... Бедняжка была очень одинока. После смерти пролежала в квартире дней 10, и никто ее не хватился... Вот что такое слава. Не дай Бог она вскружит голову.

— Самая любимая зрителями ваша картина, конечно же, «Разные судьбы»?

— Благодаря ей я встретилась с прекрасным режиссером Леонидом Давыдовичем Луковым, фильмы которого любила с детства, и замечательным актером Жорочкой Юматовым. Сейчас даже страшно подумать, что я чуть не отказалась от съемок, так как только что сыграла аналогичную роль в фильме «Доброе утро» — девушку влюбленную, поначалу по достоинству неоцененную, а потом с трудом завоеванную. Мне было неинтересно повторяться. Но Юматов меня уговорил, за что я ему безумно благодарна.

— Поклонники вас тогда, наверное, одолели?

— Почтальоны каждый день приносили мне полные сумки писем, в которых были и просьбы, и любовные признания. Писали почти по Чехову: «Москва, Соне Орловой из фильма «Разные судьбы». Очень много было писем от заключенных, те, ничтоже сумняшеся, сразу предлагали руку и сердце: «Скоро освобожусь, приеду. Я всю жизнь о такой мечтал».

Один молодой человек разыскал меня в гостинице. С порога грозно поинтересовался: «Помните, вам писал такой-то?». Растерявшись, я кивнула. «Из-за вашего равнодушия он покончил с собой! Я, — продолжил незнакомец, — его лучший друг, приехал вам в глаза посмотреть!». Я сначала-то растерялась, а потом все поняла: это он о себе в третьем лице — счеты с жизнью никто, слава Богу, не сводил. Разозлилась тогда ужасно! Но были и вменяемые поклонники. Например, один на съемках фильма «Штрафной удар» каждое утро приносил мне пакет с фруктами. Такое вот своеобразное и трогательное у него было ухаживание.

«НАКАТИЛА ТАКАЯ ДЕПРЕССИЯ, ЧТО ИНОГДА ВСЕРЬЕЗ ПОДУМЫВАЛА О САМОУБИЙСТВЕ»

— Вашей партнерше Татьяне Пилецкой картина «Разные судьбы» сослужила плохую службу — режиссеры с тех пор отказывались видеть ее в других ролях. С вами подобного не случилось?

— Возможно, все так и было бы, не появись на моем жизненном пути замечательный режиссер Константин Наумович Воинов: он первым увидел во мне характерную актрису. У него я сыграла интересные характеры в картинах «Солнце светит всем», «Пора летних отпусков» и даже дворовую девку Химку в «Женитьбе Бальзаминова». 

С Владимиром Высоцким в «Карьере Димы Горина», 1961 год. «Я была старше — и по возрасту, и профессионально — поэтому Володя относился ко мне с огромным уважением»

— Насколько я знаю, вы смогли отплатить Воинову добром за добро, когда вступились за него на худсовете...

— Константин Наумович специально для 17 актрис — всех, кто играл у него в «Женитьбе Бальзаминова»! — написал пьесу «Ссуда на брак» и хотел поставить ее в Театре киноактера. Она была очень смешной и состояла из нескольких миниатюр. Но на худсовете Воинова чуть не съели: «Зачем нужна такая легковесная тема?! Вы что, смеетесь над нашей советской действительностью?!». И я сказала только одну фразу: «Вы так же относитесь и к концертам Райкина?». Пьесу все-таки поставили, и все время, что мы ее играли, у нас были аншлаги.

— Однако лучшей вашей ролью в Театре киноактера стала Варвара Петровна Ставрогина в «Бесах» по Достоевскому...

— В этом спектакле играло настоящее актерское созвездие — Ивашов, Светличная, Белохвостикова, Глузский, но в роли Ставрогиной режиссер изначально видел только Мордюкову. Но однажды Нонна Викторовна сорвалась прямо на сцене — у нее тогда были какие-то серьезные неприятности в семье. Спектакль чудом удалось закончить... А на следующий день — без репетиций! — я вышла на сцену. Режиссер был поражен до глубины души. «Кто бы мог подумать, — сказал он тогда, — что эта хрупкая, нежная, лирическая актриса сможет сыграть женщину с таким сильным, властным характером!».

— А была роль, о которой вы мечтали, но сыграть ее вам так и не довелось?

— Это роль Даши в экранизации романа Алексея Толстого «Хождение по мукам». Режиссер Григорий Львович Рошаль предназначал ее мне. У меня были очень хорошие пробы, никто не сомневался, что Даша — моя. Но потом Рошаль заболел.

Полгода мы ждали начала съемок. В это время режиссеры зазывали меня наперебой. Калатозов приглашал на главную роль в картине «Летят журавли», Рязанов — в «Карнавальную ночь», были и другие заманчивые предложения, но я отказывалась, чтобы быть свободной, когда Григорий Львович меня позовет. А Рошаль, выздоровев, по настоянию жены отдал роль Нине Веселовской. Мол, ему нужна актриса, которая еще нигде не засветилась, новое лицо...

Я очень тяжело это переживала: накатила такая депрессия, что иногда всерьез подумывала о самоубийстве.

— Что вам помогло пережить эту ситуацию?

— Поддержка моего любимого режиссера Леонида Давыдовича Лукова — в советско-югославской картине «Олеко Дундич» специально для меня была написана роль. По иронии судьбы мою героиню тоже звали Дашкой.

«ВЫСОЦКИЙ НАОТРЕЗ ОТКАЗЫВАЛСЯ ОТ ФРИВОЛЬНОЙ СЦЕНЫ: «НУ КАК Я БУДУ ТИСКАТЬ ТАНЕЧКУ КОНЮХОВУ?!»

— О ком из ваших партнеров по кино и театру вас спрашивают чаще всего?

— О Владимире Семеновиче Высоцком, причем началось это сразу же после его смерти. И я покорно рассказываю, хотя на съемочной площадке мы с ним встретились один-единственный раз — во время работы над картиной «Карьера Димы Горина». Я была старше его — и профессионально, и по возрасту, поэтому Володя относился ко мне с огромным уважением. Проявилось это во время съемок эпизода, в котором его герой должен был тискать меня в кабине грузовика. Уже после смерти Володечки я узнала, что он наотрез отказывался от фривольной сцены. В оправдание все повторял: «Ну как я буду тискать Танечку Конюхову?! Нет!». Режиссеры — а их там было двое: Лев Мирский и Фрунзе Довлатян — поставили вопрос ребром: «Ты актер или нет?».

Эта роль в кино была у Высоцкого первой и далеко не главной, так что показать себя с лучшей стороны ему было достаточно трудно. Настоящего актера я разглядела в нем только тогда, когда увидела его Гамлета в Театре на Таганке. Это было потрясающе! И это самое главное. А все те слухи и сплетни, которые о нем распускают, меня не интересуют. Могу ответить на них только словами Ницше: «Все недостатки человека прощу гению, но ни один недостаток гения не прощу человеку». Высоцкий был гением...

Фильм «Разные судьбы» Леонида Лукова стал визитной карточкой актрисы. Соня Орлова, 1956 год

— Не хочу причинять вам боль, но и не спросить не могу: почему вы ушли из Театра киноактера?

 

— Не я ушла, а меня ушли. После перестройки началась новая эра в искусстве: потребовались новые лица, возникли новые имена, а мы, актеры советского времени, оказались брошенными на произвол судьбы. И в 92-м нас просто изгнал из театра отряд ОМОНа с резиновыми дубинками. Сейчас Театр-студия киноактера опять существует, и там процветает человек, который тогда подмял все под себя. Но я туда не вернулась, ушла в свободное плавание, рискуя остаться без средств к существованию.

К счастью, меня пригласили на педагогическую работу в Московскую детскую академию народного художественного творчества. Начинала я с шестилеток, которые приходили ко мне после занятий в группе продленного дня. А в этом году выпустила актерский курс в Московском государственном университете культуры и искусства. На днях мои ученики получили дипломы: по мастерству было всего три четверки и десять пятерок. Мы с ними поставили четыре полноценных спектакля. Самое главное, чему я их научила, — это умению работать. Как говорила моя руководительница курса, ученица Станиславского Ольга Ивановна Пыжова: «Талант от Бога, остальное — работа».

В общем, я, как видите, не пропала. Жаль, что мой муж не может за меня порадоваться, — он умер еще в 1986 году. Ему было всего 55 лет.

— Ваш супруг тоже был актером?

— Нет. Владимир Васильевич Кузнецов начинал как спортсмен: был мастером спорта по метанию копья, многократным чемпионом и рекордсменом, — а умер выдающимся ученым — доктором педагогических наук, профессором, который с выступлениями объездил весь мир: был и в Англии, и в Японии, и в Австрии, и в Португалии. Супруг занимался антропомаксимологией — наукой, которая изучает резервные возможности человека. Когда он умер, все шло к развалу нашей прежней жизни, и наука была уже никому не нужна, в общем, его открытия закопали вместе с ним.

— Это ведь был не первый ваш брак?

— До нашей встречи и у меня, и у Володи был опыт семейной жизни, но когда мы познакомились, поняли: это абсолютно ничего не значит. Я не успела оглянуться, как оказалась замужем. 27 лет, прожитых вместе, промелькнули как один день, хотя отнюдь не были идиллическими — мы ссорились так, что только пух и перья летели. А сколько посуды перебили! Я, если видела, что проигрываю, начинала рыдать. Но стоило Володе спросить: «Ты это всерьез или роль репетируешь?», как мы уже оба хохотали.

Слава Богу, я не одинока — у меня есть великовозрастный сын, ему скоро будет 50. Сергей работает в МИДе. Сын подарил мне любимую внучку. Она у нас блондинка с голубыми глазами — длинноногая, стройная, высокая. От деда переняла и тягу к спорту — серьезно занимается синхронным плаванием, даже медали золотые на соревнованиях завоевала. Все говорят, что красотой удалась в бабушку. Приятно слышать, хотя я себя красавицей никогда не считала.