Всенародно любимый актер Сергей Филиппов ушел из жизни голодным

Ровно 20 лет назад не стало знаменитого советского комика

До того как стать актером, Сергей Филиппов успел поработать в родном Саратове столяром-краснодеревщиком, пекарем, садовником и даже плотником, хотя мечтал лишь о сцене. Сергею повезло — он поступил на балетное отделение эстрадно-циркового училища в Ленинграде. Казалось бы, еще немного, и сбудется то, о чем Филиппов грезил, — работа в театре, лучшие балетные партии. Но однажды на репетиции юноша потерял сознание, а когда пришел в себя, узнал, что с балетом ему придется распрощаться: сердце не выдерживало больших физических нагрузок.

В отчаянии Сергей поступил на службу в Ленинградский театр комедии, к Акимову, и со временем стал самым знаменитым комиком советского кино. На счету актера всего одна главная роль — Кисы Воробьянинова в гайдаевских «12 стульях», но Сергей Николаевич был палочкой-выручалочкой для режиссеров: его участие обеспечивало картине популярность, даже если это был эпизод. «Меня используют, как острую приправу к пресному блюду», — жаловался он, снявшись в «Карнавальной ночи», «Укротительнице тигров», «Неподдающихся», «Иван Васильевич меняет профессию», «Спортлото-82», «Собачьем сердце»... Всю жизнь актер мечтал о трагической роли и плакал, узнав, что в картине «Когда деревья были большими», сценарий которой его потряс, будет играть Юрий Никулин.

Актер, обожаемый всей страной, был очень одинок. В конце жизни за ним ухаживали чужие люди, а после смерти Сергей Николаевич несколько дней пролежал в квартире, прежде чем его хватились...

Людмила ГРАБЕНКО
Специально для «Бульвара Гордона»  20 апреля 2010г.

АКТРИСА ЛЮБОВЬ ТИЩЕНКО: «ИЗМЕНА РОДИНЕ БЫЛА ДЛЯ НЕГО САМЫМ СТРАШНЫМ ПРЕСТУПЛЕНИЕМ»

С актрисой «Ленфильма» Любовью Тищенко Сергей Николаевич познакомился еще в то время, когда они вместе снимались в картинах Надежды Кошеверовой — «Золушке», «Укротительнице тигров», «Синей птице», «Медовом месяце» и многих других.

— Кошеверова очень любила работать с Сергеем Николаевичем, считала его чуть ли не творческим талисманом и брала почти во все свои картины. Мне там тоже доставались небольшие эпизодики. Потом мы с ним вместе служили в Театре-студии киноактера при «Ленфильме». Филиппов всегда много снимался, но кино не являлось главным в его жизни. Он очень любил балет и жалел, что в свое время бросил его.

— Почему так получилось?

— В юном возрасте врачи выявили у него опухоль мозга, при таком заболевании, как вы понимаете, балетные нагрузки противопоказаны. А ведь у него были все данные для того, чтобы сделать прекрасную карьеру танцовщика. К тому же Филиппов был недоволен своими ролями: ему почти не предлагали главных, лишь эпизоды. Его заслуга в том, что он смог сделать их яркими и запоминающимися.

— Такими, как зануда-лектор в комедии Рязанова «Карнавальная ночь»?

— Эту роль он особенно не любил. Когда при нем кто-нибудь начинал цитировать: «Одна звездочка, две звездочки, три звездочки...», Филиппова от злости просто трясло. Он был очень серьезным и глубоким человеком и всю жизнь мечтал о трагической роли, но почему-то ни одному режиссеру не пришло в голову предложить ее знаменитому комику. В последние годы он уже рад был бы и маленькие роли играть, да только его не звали. Впрочем, тогда кино практически не снимали, актеры выживали как могли.

Сергею Николаевичу особенно тяжело приходилось — пенсию платили небольшую, а помочь ему было некому. Жил он заброшенным, голодным, никому не нужным. Я, конечно, поддерживала его как могла — то творожок принесу, то лимончик к чаю куплю, но ведь и мои материальные возможности не слишком велики. В то время все мы жили трудно, даже наши маленькие зарплаты не выплачивали месяцами.

Сергей Николаевич однажды рассказывал мне, как в блокаду работал в Театре комедии у Николая Павловича Акимова. Когда утром шел на репетицию — на Невском, около Елисеевского, прямо на земле лежали умирающие люди. Когда возвращался обратно, они уже были мертвы, и кто-то даже успевал вырезать у них части тела.

Есть знаменитая блокадная фотография, на которой изображен худой мужчина с коркой хлеба в руках, очень похожий на Филиппова. Это не он, но голодал артист тогда, как и все ленинградцы, сильно. И вот под конец его жизнь будто сделала круг и вернулась к самым тяжелым временам — актер в последние годы очень нуждался. Так и ушел голодным...

— Любовь Григорьевна, как случилось, что на старости лет он остался совсем один?

— Его первая жена вместе с сыном эмигрировали в США. Сергей Николаевич так и не смог ее простить... И не столько за то, что оставила его, сколько за то, что предала родину. Помню, как он со слезами на глазах говорил мне: «Не понимаю, как они могли?!».

Он был убежденным коммунистом, человеком старой закалки, искренне верил, что СССР — страна победившего социализма, а Америку считал средоточием всех язв капитализма. Для него измена родине была самым страшным преступлением, которое только можно себе вообразить. Сейчас его сын Юрий пишет воспоминания об отце...

С сыном Юрием. «Юра писал отцу, но Сергей Николаевич так ни одного письма и не распечатал. Сейчас сын пишет воспоминания»

— Вот только что он может рассказать, если уехал за границу ребенком... Они что же, совсем не общались?

— Юра писал отцу, но Сергей Николаевич ни одного его письма так и не распечатал. Возможно, боялся прочитать там что-то, что поколеблет его негативное к ним отношение, или, несмотря ни на что, надеялся, что родные люди еще вернутся. Как бы там ни было, письма он не выбрасывал, а хранил дома прямо на полу, возле шкафа. Когда Филиппов умер, конверты с содержимым куда-то подевались — наверное, их просто выбросили.

Он любил свою первую жену, говорил, что она очаровательная, умнейшая женщина. Сергей Николаевич долго не мог ее забыть. А потом встретил Барабульку...

«МНЕ ЖЕ ПОЛОВИНУ МОЗГА ВЫРЕЗАЛИ, А Я ЕЩЕ НИЧЕГО!»

— Насколько я знаю, вторая жена вернула его к жизни, отогрела?

— Да, он опять начал шутить. Антонина Георгиевна Голубева была писательницей, сказительницей, хорошо знала русский фольклор. Сергей Николаевич называл ее Барабулькой — есть такая маленькая рыбка. Кстати, мы с ней познакомились до ее замужества — она работала консультантом в картинах Игоря Владимировича Усова, где я снималась.

Антонина Георгиевна была очень хорошим человеком, а вот хозяйкой безалаберной. Готовила плохо, убиралась еще хуже. Как-то прихожу к ним в гости, а на Сергее Николаевиче надет свитер... в дырочку. «Что это такое?!» — спрашиваю. Оказывается, Барабулька вырезала ему ножницами дырочки там, где свитер поела моль. Та же участь постигла и шубу, которую Сергей Николаевич привез ей из какой-то поездки на Север. Барабулька повесила обнову в шкаф и просто о ней забыла, а вещь была дорогая, хорошая.

Когда жена начала болеть, Филиппов, который до этого никогда ничего не делал по хозяйству, сам стал ходить по магазинам — с авоськой, в которой лежали картошка, молоко и хлеб, и выглядел очень комично. Вообще, удивительная была пара — оба очень симпатичные, но совершенно неприспособленные к жизни.

Любовь Тищенко: «Жил он заброшенным, голодным, никому не нужным»

Антонина была старше мужа почти на 20 лет и ревновала Филиппова абсолютно ко всем, в том числе и ко мне, хотя я никаких поводов не давала. Мы даже не шутили на эту тему. Жили они хоть и бестолково, но весело, были очень привязаны друг к другу. А вот когда Барабульки не стало, ему пришлось совсем худо.

— Кроме вас, актеру совсем никто не помогал?

— Ну почему же? В последние полгода с ним жил его друг Константин Николаевич, которого Филиппов знал еще по балетному училищу. Сергей Николаевич тогда уже не пил — здоровье не позволяло. Раньше-то он сильно за воротник закладывал. А тут, бывало, приду к нему, а они сидят, классическую музыку слушают, о литературе разговаривают. Мне с ними было интересно.

Много помогал коллеге актер Виталий Матвеев, которого вы должны помнить по роли батьки Махно в первой экранизации романа «Как закалялась сталь». Мы с ним вместе по всему городу искали для Сергея Николаевича обувь, а задача эта не из легких — у Филиппова был 47 размер ноги. Часто навещал его и актер Олег Белов. Я приходила — что-то готовила, убирала, стирала. Хозяин тогда совсем уже махнул рукой на свой внешний вид, а мне хотелось, чтобы он был чистеньким, опрятным. В это время с ним уже достаточно трудно было общаться. Когда я приходила, мог даже матом меня послать: дескать, чего приперлась, иди к такой-то матери!

— А вы что же?

— Старалась не обращать на это внимания, понимала, что имею дело с несчастным и больным стариком. К тому же он великий актер, значит, ему можно многое простить. Поэтому отвечала: «Никуда я не пойду! Мне надо прибраться, приготовить что-нибудь, да и рубашечку пора уже постирать». Он стоял, опешив: как это так, почему его не боятся, не обижаются?!

По правде говоря, Филиппов был человеком нетерпимым, с трудом переносил народное внимание. Поклонникам от него иногда доставалось, тем более что вели они себя порой просто бестактно: буквально хватали его за руки, за одежду.

Популярность-то у него была сумасшедшая, каждому хотелось хотя бы дотронуться до своего кумира, а Сергей Николаевич очень болезненно воспринимал чужие прикосновения. Я ему даже ногти не могла подстричь, каждый раз эта, казалось бы, простейшая процедура становилась проблемой: у него на кончиках пальцев на редкость чувствительная кожа, поэтому было больно. К тому же он сильно болел и из-за этого тоже срывался на окружающих. Кстати, далеко не всех Сергей Николаевич подпускал близко к себе, о коллегах очень резко отзывался, зло и смешно их копировал, — мы хохотали до слез! — а меня вот подпустил.

С Фаиной Раневской в фильме «Золушка», 1947 год

— Как вы думаете, почему?

— Он принимал людей безоговорочно, не анализируя: человек ему либо нравился, либо нет. Я была не лучше и не хуже других, просто, видимо, наша с ним энергетика совпадала. В отличие от многих я его не раздражала. До сих пор казню себя за то, что, как мне кажется, очень мало времени ему уделяла.

— Чем он болел?

— Ну, об опухоли мозга я вам уже говорила. К счастью, ее успешно прооперировали, и особых проблем не было. Вот только темечко у Филиппова никак не зарастало: у него там вместо кости была тонкая пленка. Помню, когда мы еще работали в Театре-студии киноактера, он мне как-то сказал: «Потрогай пленочку!». Это было так страшно! А Сергей Николаевич еще находил в себе силы шутить на эту тему. «Вот, — говорил, — министр Фурцева меня не любила, говорила, что дурак. Мне же половину мозга вырезали, а я еще очень даже ничего!».

— Кто прославленного комика провожал в последний путь?

— На похороны пришли и его старые друзья, не имеющие к кино никакого отношения, и все наши актеры. А вот из родственников не было никого. У Барабульки остались дочь и внучка, но они повели себя крайне непорядочно.

Когда Филиппов был жив, они им совсем не занимались. Зато когда умер, буквально за день вывезли из квартиры все наиболее ценное — мебель, какие-то сервизы. Помню, мне нужно было взять его документы, чтобы все для похорон оформить, а они в вещах роются. Я тогда не выдержала, накричала на них: «Дайте хоть похоронить человека спокойно, успеете еще все вынести!». И поминки тоже мы сами устраивали. Часто пишут, что Гильдия актеров и киностудия устранились, но это неправда — они очень помогли.

— Что-то о нем на память у вас сохранилось?

— Ничего, и сейчас я очень жалею об этом. Была где-то книжка, которую Сергей Николаевич мне когда-то подарил (у него была роскошная библиотека), но затерялась, не могу найти. При жизни он мне говорил: «Бери любые книги!», но я всегда отнекивалась: «Мне ничего не надо». Не за этим к нему ходила, просто жалела его и хотела помочь. И фотографий у нас с ним совместных не осталось, кроме одной — сделанной во время его юбилея. Его тогда отпустили из больницы, чтобы мог по-человечески отпраздновать день рождения дома. Он был Божий человек — ранимый, непонятый и очень несчастный. Таким я его запомнила.

Олег Белов: «По тем временам его популярность можно было сравнить только с гагаринской»

АКТЕР ОЛЕГ БЕЛОВ: «ЗАЧЕМ ВЫ ТАК МНОГО КУРИТЕ?» — СПРОСИЛ Я. «ЧТОБЫ ПОБЫСТРЕЕ УМЕРЕТЬ», — ОТВЕТИЛ ФИЛИППОВ»

Олег Белов, которого с Сергеем Филипповым связывала многолетняя дружба, считает, что в воспоминаниях об актере существует явный перекос: «Чаще всего рассказывают о том, какие роли и в каких картинах он сыграл. А мне кажется, нужно прежде всего рассказывать, каким он был человеком — непростым, противоречивым, но невероятно обаятельным».

— Никогда не забуду, как впервые увидел «живьем» Сергея Николаевича. Иду как-то на киностудию «Ленфильм» и глазам не верю — навстречу по Кировскому проспекту шагает Филиппов. По тем временам его популярность можно было сравнить только с гагаринской.

Я замер: жду, когда всеобщий кумир пройдет мимо. А он раз, и свернул в дверь дома, где был небольшой буфет. Я за ним. И стал свидетелем потрясающей картины: Филиппов входит, делает шаг вперед к стойке, а бармен за ней отступает на шаг назад и поворачивается к нему спиной. Артист делает еще шаг, бармен берет бутылку с буфета, еще шаг — откупоривает ее. Сергей Николаевич приблизился к стойке именно в тот момент, когда в стакане плескалось граммов 100 коньяка.

Я долго рассказываю, на самом деле они действовали удивительно быстро и синхронно — как в балете на льду. Сразу становилось понятно, что Филиппов уже десятки раз приходил сюда, не нужно было ни просьб, ни разговоров. Выпил и, не расплачиваясь, вышел опять на улицу.

— Он сильно закладывал за воротник?

— Скажем так, жил насыщенной жизнью популярного человека. Тем более что сыгранные им персонажи позволяли его поклонникам при встрече говорить: «О, Сережа, пойдем выпьем!». А он и не отказывался. Ну а дружба наша началась с драки.

— Кто с кем дрался?

— Дело в том, что Театр-студия киноактера, в которой мы с Сергеем Николаевичем работали, шефствовала над комбинатом «Апатит» в Хибинах Мурманской области. И вот однажды зимой нас пригласили на празднование какого-то очередного юбилея комбината. Компания подобралась небольшая — Сергей Николаевич, я и заместитель директора киностудии. И вот утром у меня в гостиничном номере раздается звонок. Снимаю трубку: «Это Филиппов. Я тебя, наверное, разбудил, но уже пора вставать, потому что буфет открывается в восемь». А я спросонья ничего понять не могу: «Ну и что?». — «Ну так пойдем, — говорит он мне, — по безобразию». Как я потом узнал, это было его любимое выражение.

Второй женой актера стала Антонина Голубева по прозвищу Барабулька. Когда Барабулька умерла, Сергею Филиппову пришлось совсем худо

Пошли мы с ним, он выпил рюмку коньяка, позавтракали и к 10-ти поехали во Дворец культуры. Там вручали какие-то грамоты работникам комбината, выносили и заносили знамена, а в качестве подарка выступили мы. Сначала я пел, играл на гармошке, на гитаре, а затем объявили Сергея Николаевича. Когда он вышел, весь зал встал и устроил ему бешеную овацию.

Закончилось все это часа в три, а на вечер нас пригласили в ресторан на банкет. Поначалу все шло хорошо, так как с нами за столом сидело какое-то местное начальство. Но когда все выпили, народ расхрабрился и начал подходить к гостю за автографами. Сначала по одному, а потом целыми толпами: наш стол окружили так, что вздохнуть нельзя. А Сергей Николаевич был не очень сдержанным человеком, и я видел, что он потихоньку начинает закипать, тем более что тоже выпил...

Кто-то уже начал панибратски хлопать его по плечу: «Сережа!». А когда молодая женщина, распихав всех, сорвала с шеи газовый шарфик, разложила его на столе перед Филипповым: «Вот здесь мне автограф оставьте!», он буквально взорвался: «Да пошла ты к такой-то матери, сука!». А дамочка пришла не одна, а с мужем, тот уже бежит к нашему столику: «Да что вы себе позволяете! Совсем обнаглели!». Сергей Николаевич повернулся и адресовал его туда же, куда перед этим послал жену. Шум, паника!

Филиппов выскакивает из-за стола и бежит через весь зал, я — за ним: «Подождите!». Спускаемся со второго этажа, а нам навстречу поднимается ничего не подозревающий пожилой мужчина. С улыбкой он распахивает руки: «Сергей Николаевич!».

Артист разворачивается и как вмажет ему! И вот мы выбегаем на улицу — зима, мороз, к тому же он подвернул ногу. Хорошо, что хоть гостиница была недалеко. Я довел его туда и с большим трудом успокоил. Утром, когда мы садились в поезд, со стороны, наверное, казалось, что люди возвращаются с войны: он хромал, я его поддерживал. В купе мы опохмелились (об этом начальство позаботилось), и Сергей Николаевич сказал: «Знаешь, Олежек, никогда и ни с кем не езжу на концерты, а с тобой я бы поехал». С этого началась наша концертная дружба.

«ОН НЕ СДЕРЖИВАЛ СВОИХ ЭМОЦИЙ, НЕ СТЕСНЯЛСЯ В СЛОВАХ И ВЫРАЖЕНИЯХ. ОСОБЕННО КОГДА ВЫПИВАЛ»

— Выходит, вы для него были человеком, проверенным в бою?

— Так уж получилось. Мы с ним побывали в разных концах нашей страны, и всегда его приезд был для местных жителей огромным событием. Да, Филиппов не сдерживал своих эмоций, не стеснялся в словах и выражениях, особенно когда выпивал, но со временем я научился им управлять. Надо сказать, что, куда бы мы ни приезжали, нас принимали по первому разряду: на перроне или у трапа самолета всегда стоял первый секретарь райкома, Сергея Николаевича тут же сажали в машину и везли обедать. А какой обед без бутылки? Но тут я был тверд и требовал, чтобы спиртное убрали: мне же вечером с ним выступать, что я потом буду делать?

У знаменитого актера за всю жизнь была всего одна главная роль — Киса Воробьянинов в картине Леонида Гайдая «12 стульев», 1971 год

Филиппов, правда, поначалу пытался протестовать: «Да что такое?!». Но я его быстро успокаивал: «Вы, Сергей, лучше молчите!». Бывало, что он успевал где-то принять на грудь, но я это тут же замечал: «Сергей Николаевич, как вам не стыдно!». А он по-детски наивно оправдывался: «А я что? Я ничего! Ты что, видел, как я выпивал?!».

— Что он рассказывал во время встреч со зрителями?

— О съемках вспоминал, какие-то байки придумывал. С каждым годом выступать ему было все труднее и труднее — сказывались возраст и болезни. Ему вообще можно было ничего особенно не выдумывать — просто выходить и рассказывать пару анекдотов. С учетом его мимики, жестов, интонаций все, что он говорил, было смешно — он в этом смысле был уникальным исполнителем, и если бы решил выйти и прочитать со сцены телефонную книгу, думаю, люди в зале все так же умирали бы от смеха. Это при том, что Сергей Николаевич не украшал свои выступления никакими спецэффектами.

Он, например, не признавал концертных костюмов, выступал в том же, в чем ходил каждый день. Его главным требованием к одежде было удобство, особенно это касалось обуви. Однажды я не выдержал: «Сережа, ну нельзя в домашних туфлях выходить на сцену!». — «Мне в ботинках жарко», — парировал он. «Хорошо, — сказал я, — куплю вам сандалии, в них не жарко». Как удалось раздобыть ему сандалии 47-го размера — отдельная история, но Сергей Николаевич надел их всего пару раз, а потом снова вышел на сцену в старых растоптанных туфлях. И я сдался. Зачем мучить человека? Публика все равно прощала ему все.

— Как складывались отношения Сергея Николаевича со второй женой?

— Антонина Георгиевна, она же Барабулька, была совершенно под стать супругу — такая же бесхитростная и наивная. А как трогательно они друг к другу относились! Как-то поздно вечером мы с ним прилетели откуда-то с концертов, на улице зима, холодно. Я пошел за машиной, которую оставил на стоянке в аэропорту, а Сергея Николаевича оставил получать багаж. Пока отгреб машину от снега, пока подогнал... Прихожу — чемоданы уже стоят у ног Филиппова. И он так виновато мне говорит: «Знаешь, я уже Барабульке позвонил!». — «Зачем? — удивился я. — Мы еще не скоро доедем, она же будет нервничать».

Подъезжаем мы к их дому, а жили они на канале Грибоедова, въезжаем под арку во двор — вижу, стоит фигура в валенках, каком-то бесформенном пальто и старом пуховом платке. Ночью, на морозе — ждет. «Зачем она здесь?» — спрашиваю я Сергея Николаевича. «Ну как это, — удивился он, — меня встречает».

Я вышел первым, Барабулька подбежала ко мне: «Почему вы так долго?!». А потом подошла поближе и шепотом спросила: «Но он не заезжал к ней?». Я опешил: «К кому?». — «Как к кому — к буфетчице!». Представляете, она его ревновала! И это при том, что ему в то время было под 70, а ей уже за 80. Лирическая пара.

«КАК-ТО Я СПРОСИЛ: «СЕРГЕЙ НИКОЛАЕВИЧ, А ГДЕ ВАШ СЫН?». — «КАК ГДЕ? — ОТВЕЧАЕТ. — УМЕР! А Я ДАЖЕ НА ПОХОРОНЫ ЕГО НЕ ПОШЕЛ»

— Такое впечатление, что, дожив до седых волос, Сергей Николаевич остался ребенком!

«Иван Васильевич меняет профессию», шведский посол, 1973 год

— Так оно и было! Однажды мы собрались на гастроли, а афиши кончились. У меня был блат в типографии, и я договорился, что мне отпечатают за два дня, но с готовых клише. В другой типографии согласились сделать это клише, но подпольно: через проходную его нужно было вынести на себе. Вы видели когда-нибудь клише? Это как будто фото, но на металлической основе и отливает всеми цветами радуги, словно бензин на асфальте. Заправили мне эту штуку — сантиметров 45 на 30 — под рубашку, и я с прямой спиной приехал к Филиппову домой. Он пришел в полный восторг. «Барабулька, — кричит, — посмотри, что мне Олежка сделал — такого красивого портрета у меня никогда не было!». — «Сергей Николаевич, — объясняю я ему, — это не портрет, а клише, чтобы печатать афиши!». И тут он произнес гениальную фразу: «А дашь мне хотя бы одну афишку?».

— Вы так тесно общались до конца его жизни?

— Со временем жизнь нас развела. Отношения начали затухать, когда мы перестали ездить с концертами, — нас ведь в основном работа связывала. Когда умерла Барабулька, он остался совсем один и как-то поник. Приходя на «Ленфильм», я часто видел, что он сидит в углу в кресле и смотрит в одну точку.

Говорят, просиживал так часами. Время от времени я приезжал к нему, усаживал в машину и вез в магазин, чтобы купить что-то из одежды и еды, но он уже ко всему относился равнодушно, его ничего не радовало. Как-то я пришел к нему и поразился, какой грязной и запущенной стала его квартира. И страшно накурено — во всех комнатах банки с окурками. «А я вот все болею», — грустно сказал он мне. «Зачем же вы тогда столько курите?!» — не выдержал я. Он так грустно на меня посмотрел и горько сказал: «А это чтобы побыстрее умереть».

— О сыне своем что-нибудь рассказывал?

— Никогда и ничего. Да я его и не спрашивал — понимал, что ему больно будет об этом говорить. Но однажды разговор все-таки зашел о детях, и я спросил: «Сергей Николаевич, а где ваш сын?». — «Как где? — отвечает. — Умер! А я даже на похороны его не пошел». Долгое время я был уверен, что так оно и есть, пока не узнал, что смерть и отъезд на ПМЖ в Америку были для Сергея Николаевича вещами равносильными.

— По иронии судьбы сын ведь тоже не приехал на похороны отца.

— Его сын Юра появился в Ленинграде спустя много лет после смерти Сергея Николаевича, пришел в Театр комедии, в котором Филиппов работал многие годы, сулил актерам гастроли в Америке. Естественно, ничего из этого не получилось. Звонил и мне несколько раз, предлагал встретиться, но я, памятуя о том, что сам Сергей Николаевич исключил его из своей жизни, отказался.